Сокровище Чингисхана

удовольствия.

— Покатаетесь сезон с пастухами и будете держаться в сед­ле как арат, — сказал Нойон.

— Если я покатаюсь сезон с вашими пастухами, меня мож­но будет только в телеге возить, — недовольно отозвался Джор­дино.

Какой-то старик заметил их, подошел, припадая на изуве­ченную ногу, и о чем-то быстро заговорил с мальчиком.

— Его зовут Отгонбаяр, — сказал Нойон. — Он приглашает вас в свой гэр выпить по чашке айрака.

Из-за окружавших деревню холмов эхо донесло тонкое мо­нотонное жужжание автомобильного двигателя, затем показал­ся и сам источник звука — небольшой, давно потерявший из­начальный цвет автобус. Перевалив через кряж, оставляя за собой тучи пыли, он повернул в сторону деревушки. Нойон, посмотрев в его сторону, покачал головой.

— Боюсь, вам не удастся зайти к Отгонбаяру — это наш ав­тобус идет.

— Пожалуйста, скажи старику, что мы благодарим его за приглашение, но не можем его сейчас принять. В другой раз — может быть, — отозвался Питт.

Он подошел к старому инвалиду и тепло пожал ему руку. Старик, кивнув, понимающе улыбнулся, обнажив беззубые десны.

С громким скрежетом тормозов автобус остановился, и во­дитель несколько раз нажал на клаксон. Дети, игравшие непо­далеку, разом перестали шалить, выстроились в цепочку, со­лидно проследовали к автобусу и, как только водитель раскрыл боковую дверь-гармошку, запрыгнули внутрь.

— Пойдем. — Нойон кивнул в сторону автобуса, пригла­шая Питта и Джордино следовать за ним.

Автобус, «КавЗ» модели 3976 выпуска середины 1980-х го­дов достался Монголии случайно — его забыла или просто бро­сила уходившая на родину одна из войсковых частей. Как и многие другие транспортные средства, оставшиеся после ухода Советской армии, автобус давным-давно отслужил свой техни­ческий срок. Возможно, он и в Монголии-то появился уже после списания у себя на родине, считавшей себя обязанной охра­нять от неведомых врагов своих южных соседей. Однако он еще ездил — можно сказать, обрел вторую жизнь. Краска на нем безнадежно потускнела, а местами совсем облупилась, стекла потрескались, а шины полысели. Опытный шофер определил бы сразу — автобус честно отмотал двести пятьдесят тысяч миль, зафиксированных на его спидометре, и все они оставили на нем свой след. Однако как старого, потрепанного, но опытного бок­сера, не желающего сдаваться, его подлатали, подмазали, как могли отремонтировали двигатель и снова выпустили на трас­су, участвовать в новом суровом бою.

Взбираясь за Нойоном по ступенькам автобуса, Питт уди­вился, заметив за рулем человека, внешне очень похожего на англосакса. Тот улыбнулся ему сквозь густую, с сильной просе­дью, бороду, и бледно- голубые глаза его заискрились весельем.

— Хей, ребята! — воскликнул он. — Нойон успел сообщить мне о вас. Вы из Штатов? Я тоже. Занимайте места, сейчас тро­гаемся.

В автобусе было всего двадцать мест, и после того, как он собрал из трех ближайших деревень всех детей, направлявших­ся в монастырь на учебу, их осталось всего четыре. На двух из них, позади водителя, растянулась и крепко спала черная как уголь такса. Два места напротив оставались свободными. Питт устало плюхнулся к окну, а Джордино, придерживаясь за пору­чень, медленно опустился рядом. Водитель захлопнул дверь и начал быстро выруливать из деревни. Выехав на оперативный простор, он начал разгонять старенькое транспортное средство. Стучала об пол педаль акселератора, трещала шестеренка в ко­робке передач, двигатель то ревел, то жалобно звенел. Через несколько минут резких манипуляций водителю удалось дове­сти скорость автобуса до пятидесяти миль в час, и он шустро поскакал по каменистой, испещренной ямками пустыне.

— Монастырь Булангийн, доложу я вам, — это не популяр­ный курорт. — Водитель усмехнулся и посмотрел на Питта и Джордино в прямоугольное зеркало, висевшее над солнцеза­щитным щитком. — А вы, я так понимаю, по Гоби на лошадях путешествуете? От какой-то туристической фирмы?

— Можно и так сказать, — ответил Питт кивая. — Правда, слава Богу, часть, включающая в себя катание на лошадях, в нашей туристической программе уже закончена. Все, попуте­шествовали. Возвращаемся в Улан-Батор.

— О, нет проблем. Завтра в монастырь из Улан-Батора дол­жен прибыть грузовик с продуктами. Если вашей душе не пре­тит провести ночку в обществе высокодуховных немногослов­ных монахов, любителей побить в барабаны и повращать сво­ими трещотками, то завтра утром уже будете на пути в Улан- Батор.

— Замечательно, — ответил Питт, подпрыгивая на рытви­не вместе с автобусом. Он улыбнулся, заметив, что такса, под­скочив в воздух и опустившись на сиденья, даже глаз не от­крыла.

— А можно поинтересоваться, чем вы-то здесь занимае­тесь? — обратился к водителю Джордино.

—  Да почему же нет. Я помогаю одному частному амери­канскому археологическому фонду, который, в свою очередь, помогает возрождать буддийские монастыри. До большевист­ского переворота девятьсот двадцать первого года в Монголии насчитывалось свыше семисот монастырей. Почти все они были разграблены и сожжены в девятьсот тридцатых, в ходе развя­занной правительством антирелигиозной кампании. Тысячи монахов подверглись гонениям, многих расстреляли, некото­рых даже сослали в сибирские лагеря. Кто-то так и погиб там, но кто-то и уцелел. Оставшихся в живых заставили отречься от своих религиозных убеждений. Правда, многие продолжали верить и совершать богослужения, но тайно.

—  Должно быть, нелегко им возводить святилища и рели­гиозные сооружения, выискивать книги, предметы культа. На­верное, многое приходится писать и делать заново.

—  К счастью, монахи успели закопать древние тексты и предметы культа. Даже монастырские сокровища умудрились припрятать в горах. Они же неглупые — предполагали, чем для них обернется революция. Вот и позаботились о сохранении наиболее ценных предметов. Верили, что все вернется. Так и случилось. Монастырей открывается множество, и каждый день туда приносят старинные предметы. Люди довольны действи­ями правительства, осудившего прошлые антирелигиозные дей­ствия и разрешившего отправлять обряды открыто. В общем, религия постепенно возвращается в Монголию.

—  А каким образом вы влились в широкие массы пустын­ников — водителей школьных автобусов? — улыбнулся Джор­дино.

Водитель рассмеялся.

—  Ну, я не совсем водитель. Группа, в которой я работаю, состоит не только из археологов. Среди нас есть и плотники, и учителя, и историки, и математики. В соответствии с контрак­том мы обязаны не только восстанавливать монастыри, но и строить школы и давать местным детишкам кое-какие знания. Кочевая жизнь вносит, конечно, свои коррективы. Они сего­дня здесь, завтра там. То есть школ нужно много. Систематиче­ское образование получают очень немногие, сами понимаете. Мы учим ребят читать, писать, монгольскому и английскому язы­кам, даем начальные знания а вместе с ними шанс на лучшую жизнь. Вот, например, ваш друг Нойон. Уже три языка знает, в математике неплохо разбирается. Дать ему возможность продол­жить образование — и вполне может стать хоть инженером, хоть врачом. Очень смышленый парень, большие надежды подает. Вот в этом и состоит наша главная задача — вытянуть ребят из бедности.

Автобус, скрипя, перевалил через невысокий горный хре­бет и спустился в узкую долину, в центре которой открывалась удивительной красоты поляна. Поросшая густой зеленой тра­вой и усеянная пурпурными кустами, она скрашивала унылое однообразие пустыни. Питт обратил внимание на несколько маленьких каменных зданий посреди густорастущих кустов, а рядом с ними — полдюжины простеньких юрт. Чуть поодаль находился загон, где лежали и ходили верблюды и козы, у ок­раины селения стояло несколько внедорожников.

— Монастырь Булангийн, — возвестил водитель. — Оби­тель с двенадцатью монахами, одним ламой и семнадцатью вер­блюдами, к которым иногда присоединяются один-два изго­лодавшихся добровольца из Соединенных Штатов и прочей Америки. Он въехал на избитую колею и подвел автобус к од­ной из юрт.