— А вот и школа, — сказал водитель Питту и Джордино, наблюдавшим, как дети выпрыгивают из автобуса.
Нойон, пробегая мимо них, махнул рукой и устремился к двери.
— Боюсь, я должен вас покинуть, — сообщил водитель, когда дети убежали. — У меня скоро начинается урок географии. А вы, ребята, отправляйтесь к большому зданию с драконом на свесе крыши и там найдите ламу Сантанаи. Он говорит по-английски и охотно приютит вас до утра.
— Тебя можно будет увидеть попозже?
— Скорее всего нет. Мне еще нужно детей по домам развозить. И потом, я обещал в одну деревушку заехать, поболтать с жителями о западных демократиях. Так что давайте прощаться. В любом случае я рад был встретиться с вами. Приятного ночлега.
— Громадное спасибо за информацию и за то, что подвез, — ответил Питт.
Одной рукой водитель сгреб в охапку беспробудно спящую таксу, другой достал из-под сиденья учебник географии и легкой пружинистой походкой зашагал к школе, такому же гэру, как и остальные, только покрупнее, в которой его уже ждали ученики.
— Приятный парень, — заметил Джордино, вылезая из автобуса.
Выходя вслед за ним, Питт заметил рядом с верхним зеркалом небольшой плакатик: «Добро пожаловать. Вашего водителя зовут Клайв Касслер».
— Очень приятно. Зато водит он как Марио Андретти, — проговорил он.
Они двинулись по поселку к трем зданиям, формой напоминавшим пагоды, загнутые края крыш которых были выложены старинной керамической плиткой голубого оттенка. В центральном, самом крупном, здании находился главный храм, по бокам стояли усыпальница и склад. Питт и Джордино поднялись по короткой лестнице, ведущей в храм, полюбовались искусно вырезанными из камня драконами, венчавшими карниз и обвивавшими своими длинными хвостами всю крышу с круто уходящими вниз углами. Друзья задумчиво вошли в храм через очень широкие, распахнутые настежь ворота, и их сразу приветствовал тихий хор поющих голосов.
Когда глаза Питта и Джордино постепенно привыкли к полутьме храма, они смогли разглядеть две широкие, разделенные проходом скамейки, тянувшиеся вдоль всего здания и заканчивавшиеся алтарем. На каждой скамейке, поджав под себя ноги, сидели лицом друг к другу по полдюжине старых монахов, все с наголо выбритыми головами, в ярких одеяниях. Сидели они недвижимо и пели. Питт и Джордино на цыпочках обошли помещение храма по часовой стрелке и, присев у задней стены, стали наблюдать за окончанием молитвы.
Тибетский ламаизм — практическая форма монгольского буддизма. Религиозные связи между регионами образовались много веков назад. До начала правительственной антирелигиозной кампании практически треть монгольских мужчин были действующими ламами и вели аскетическую жизнь в каком- нибудь скромном монастыре, во множестве рассыпанных по стране. Во время коммунистического правления буддизм практически исчез, и сейчас новые поколения монголов фактически заново знакомятся с духовными началами религии своих предков.
Наблюдая за действом, мало изменившимся на протяжении десятков веков, ибо ритуал веками оставался неизменным, Питт и Джордино не могли не поддаться царившей в храме мистической обстановке. Экзотический аромат курившихся благовоний очаровывал их, успокаивал и вызывал приятные ощущения. Внутреннее убранство храма, озаренное слабым пламенем свечей, испускало умиротворяющий теплый свет. Переливались разноцветными пятнами выкрашенный красной охрой потолок и ярко- малиновые знамена, свисавшие со стен. Десятки сверкающих статуй реинкарнаций Будды украшали алтарь и все свободные места храма. Навязчивый, заунывный мотив, непрестанный, тягучий и обволакивающий, лился с губ достопочтенных лам.
Ламы, аскетического вида, со строгими морщинистыми лицами, глядя в молитвенные книги, разложенные перед ними, повторяли строка за строкой мантры. К концу молитвы пение становилось все громче и громче, и когда голоса набрали полную силу, самый старый из них, в очках с толстыми стеклами, принялся колотить в барабан из козлиной шкуры. Остальные ламы присоединились к нему — кто зазвенел крошечным латунным колокольчиком, кто загудел в белые раковины. Звук постепенно нарастал, и вскоре Питту с Джордино показалось, что от него затряслись стены храма. И вдруг, словно чья-то невидимая рука выключила звук, крещендо оборвалось и воцарилась полная тишина, в которой монахи еще медитировали несколько мгновений, поле чего начали подниматься со скамеек.
Лама в очках с толстыми стеклами отложил в сторону барабан, затем подошел к Питту и Джордино. Лет ему было под девяносто, но по его сильным и легким движениям ему никак нельзя было дать больше сорока пяти. Его темные глаза лучились добротой и мудростью.
— Значит, вы и есть те самые американцы, путешествовавшие по пустыне? — спросил он на хорошем английском, но с сильным акцентом. — Меня зовут Сантанаи. Добро пожаловать в наш храм. В нашу сегодняшнюю молитву мы включили благодарность за ваше счастливое возвращение из песков.
— Простите нас за вторжение, — сказал Питт, крайне удивленный странной осведомленностью ламы об их предполагаемом прибытии в монастырь.
— Путь к просветлению открыт для всех, — улыбнулся лама. — Пойдемте, я покажу вам наш дом.
Вслед за Питом и Джордино старый лама вышел на улицу, затем, обогнув здание храма, повел их по деревне.
— Наш монастырь был открыт в двадцатых годах девятнадцатого века, — начал объяснять он. — Обитатели его пережили все перипетии антирелигиозной кампании относительно спокойно. Правительственные войска уничтожили жилища, разграбили продовольственные лавки, увели верующих, но по причинам, мне до сих пор непонятным, храм не тронули. Так он и простоял много десятилетий, хоть и пустой, но в целости и сохранности. Священные тексты, статуи и реликвии сберегли скотоводы, закопав их в песках неподалеку. Когда новое правительство провозгласило принцип терпимости к вере, мы от крыли храм, ставший вскоре центром нашего монастыря.
— Здания выглядят неплохо, — заметил Джордино. — Особых следов разрушений не видно.
— Да, за ними следили пастухи и спрятавшиеся неподалеку монахи. Ремонтировали по возможности. Монастырь отчасти спасла его удаленность от центра. Не каждый правительственный атеист, даже самый оголтелый, соглашался тащиться в такую глушь. Это нас и выручило. Но все равно работ по восста новлению монастыря хватает, — произнес лама, кивнув на штабели досок и прочего строительного материала. — Пока приходится жить в гэрах, но, надеюсь, скоро переедем в постоянные каменные и деревянные здания.
— Вас здесь всего тринадцать? Вы и двенадцать монахов?
— Да. Иногда к нам приезжает молодой человек, послушник. Тоже хочет стать монахом. Со временем я предполагаю взять сюда еще человек десять монахов.
Лама провел Питта и Джордино к одному из зданий поменьше, расположенному рядом с центральным храмом.
— Простите, но ничего лучше пока предложить не могу. Здесь у нас склад всякого оборудования. Им пользуются американские археологи, что вот уже несколько недель работают в пятидесяти километрах отсюда. Иногда наведываются к нам. Здесь есть матрасы, можете ими воспользоваться. Я так понимаю, вы хотели бы завтра отправиться в Улан-Батор на грузовике, который привозит нам оттуда продукты?
— Да. — Питт горячо кивнул. — Нам срочно нужно в Улан- Батор.
— Уедете. Завтра к вечеру уже будете на месте. Заходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома, а я должен возвращаться в храм на предвечерние чтения. После захода солнца прошу вас присоединиться к нашей трапезе.
Лама тихо повернулся и зашагал к храму, его свободная красная накидка трепетала на легком ветерке. Питт и Джордино поднялись по узенькой лестнице, прошли внутрь склада, длинного узкого помещения с высоким потолком. Им пришлось обходить стоявший сразу за дверью громадный колокол, старинный, побитый временем и непогодой. Очевидно, в старину он долго провисел на колокольне. Вдоль одной стены громоздились ящики и мешки с крупами, чаем, лапшой и прочими продуктами. Вдоль другой были сложены связки одеял и меховых вещей, заготовленных в преддверии долгой морозной зимы. В задней части склада, под картиной, изображавшей Шакьямуни, Будду, восседавшего на троне в форме лотоса, они нашли с полдюжины раскладушек.