Зной

Глория, помахав в ответ, отступила в коридор.

Третья дверь вела в уборную. Раздвинув двумя пальцами полоски жалюзи, Глория увидела задний двор. Похожее формой на фасолину патио заливал тающий свет феерического заката. Бетонный пол патио — красный, как у веранды — отливал ровной, бледной ржавчиной — такой, словно на нем выполнялись когда-то кровавые ритуалы. Из патио открывался обширный вид на плоскую каменистую пустыню, лишь частично заслоненную тянувшейся по левому краю дворика неровно, кое-как подстриженной, дышащей на ладан живой изгородью.

В стоявшем посреди патио шезлонге похрапывал голый по пояс Teniente. Одна его ягодица вывалилась из шезлонга, провисшего почти до бетонного пола. Босой, с нечистыми икрами, Teniente казался готовым соскользнуть на грязный пол патио и пересечь его вплавь. Ложбинку, начинавшуюся пониже поясницы, заливал пот. Вокруг Teniente простирались ниц, точно поклоняясь ему, длинношеие бутылки «Будвайзера».

Справив нужду, Глория вернулась в гостиную. Женщина ждала ее. Поблагодарив, Глория направилась к выходу.

Карлос покачал при ее появлении головой:

— Que desmadre[59]…

— Идите за мной, — сказала Глория.

Она повела его вокруг дома, мимо сарая и груды навоза, в патио, где спал Фахардо.

— Teniente.

Фахардо пошевелился, повернулся на бок и заснул еще крепче, свесив голову через спинку шезлонга.

— Проснитесь, Teniente.

Он сел, приоткрыл глаза, провел языком по губам. Оцепенелый взгляд переползал с Глории на Карлоса и обратно, рот приоткрылся.

Фахардо возвращался, преодолевая сонную вялость, к жизни, точно вышедший из спячки механизм. Для начала он пошарил вокруг себя в поисках рубашки, каковую нашел накинутой на спинку кресла. Надевая ее, он наполовину натянул на голову рукав — прежде чем сообразил, что голова немного ошиблась адресом. Облачившись в рубашку, вытер ладони о шорты, а затем утер одной из них нос. После чего покачал коробку, в которой еще стояло несколько бутылок «Будвайзера», и бутылки дробно зазвякали одна о другую. Фахардо отцепил от брючного ремня открывалку, прополоскал пивом рот, сплюнул. Потом глотнул пива, повернул шезлонг так, чтобы оказаться лицом к гостям, и скрестил ноги.

— Какого хера вы делаете в моем доме? — осведомился он.

— Рада снова увидеть вас, Teniente.

— У меня выходной.

— Я знаю, — сказала Глория.

— Если знаете, так должны знать, что сегодня я не принимаю.

— Мы не позвонили заранее, потому что не хотели потревожить вас, — сказал Карлос.

— Да что ты говоришь, mijo?[60] Потому как вы именно это и сделали: потревожили. — И повернулся к Глории. — Не будь у вас срочного дела, вы бы сюда не попали. Поспорить готов, мой адрес дал вам Луис, старый пердун… Значит, так, разговаривать с вами я не собираюсь, поэтому угребывайте отсюда.

Карлос:

— Хорошо, мы можем вернуться попозже…

— Слушай, guey[61]. Заткнись. Я не с тобой разговариваю. И ни хрена вы попозже не вернетесь — ни завтра, никогда. Вы втолгри… — выговорить испанское traspasado ему спьяну удалось не сразу, — вторглись в мой дом. Так что валите куда подальше.

— Мы приехали из самого Лос-Анджелеса, чтобы увидеть вас, — сказала Глория.

— Премного благодарен. А теперь можете ехать в самый Лос-Анджелес. Приятного пути, и постарайтесь не слететь по дороге в кювет.

Карлос повернулся к выходу из патио, но Глория сказала:

— Так просто мы не уйдем, Teniente.

Фахардо встал, слегка покачнулся на грани… чего именно, Глория не поняла. И это напугало ее, вызвав желание бежать отсюда — далеко и быстро. К тому же самому призывал ее и взгляд Карлоса. Но она — вопреки наставлениям разума — безрассудно шагнула вперед, к Фахардо.

— Время позднее, — сказала она. — Вы же не хотите, чтобы мы возвращались в Лос-Анджелес сейчас, правда?

— Я и в прошлый раз не хотел, да только вас это не остановило.

— Вы были правы тогда. Мне следовало остаться. Послушаться вас.

Фахардо широко улыбнулся:

— Ну ладно.

Он ушел за угол дома и вернулся, волоча два облезлых шезлонга, которые не без некоторого труда разложил.

— Я передумал. — Он положил руку на плечо Карлоса, насильно усадил его в один из них. — Располагайтесь как у себя дома.

Он указал Глории на второй шезлонг, она села, не дожидаясь помощи Фахардо. Тот уселся тоже, отхлебнул пива и сказал:

— Как правило, Луису доверять можно. Он не дал бы вам моего адреса, если бы вы не внушили ему, что у вас неотложное дело. А если вы внушили это Луису, значит, вы ему соврали. Правильно, сеньора?

— Правильно.

— Ну так вот, в законе имеется одна неприятная формальная тонкость. Сожалею, что мне приходится указывать вам на нее в столь поздний час, но ничего не попишешь — я обязан следить за тем, чтобы закон соблюдался до тонкостей. Итак: когда я уезжаю из города, меня замещает Луис. Поэтому, если вы сказали ему, что у вас неотложное дело, а вы так и сказали, получается, что вы соврали — блюстителю закона. — Он рыгнул. — Что, видите ли, противозаконно.

— Я так и думал.

— Что ты там думал, guey? Что это противозаконно?

— Ну, раз вы так говорите, сеньор, — сказал Карлос.

Фахардо усмехнулся:

— Раз я так говорю? Ты, стало быть, веришь мне на слово? Полностью доверяешь, а?

— Вы полицейский, Teniente. Я обязан вам доверять.

— Конечно, обязан, guey. Каждое мое слово — закон. — Фахардо встал и объявил: — Заседание суда открывается.

— Суда? — спросила Глория.

— Вы совершили преступление, сеньора, и вам придется поплатиться за содеянное.

— Сейчас не лучшее время для этого, Teniente.

— А вы тут, знаете ли, не распоряжайтесь. Вы находитесь под судом. И как с вами поступить, решать государству.

Мысль об олицетворяющем государство Teniente Тито Фахардо породила в воображении Глории его портрет в костюме Наполеона, — Фахардо стоял на этом портрете, засунув большие пальцы рук под жилетку.

— Перенести заседание суда никак нельзя? — поинтересовалась она.

Фахардо помотал головой — в шести направлениях, что, по-видимому, означало нет.

— Чистое правосудие слепо, — объявил он. — А что это значит? Слепота — это когда вы ничего не