серьезные деловые встречи. Тем не менее, кого только я там не встретил! Встретил Сергея Михайловича Миронова. Встретил Кудрина. Грефа встретил. И Миллера, и Кожина, и Нарусову… Много было народу, ожидавшего своего часа.
…Ко мне подошел пресс-секретарь президента Громов и сказал, что для прессы я должен обозначить тему моего разговора с Путиным: 'Вас никто не ограничивает. Ни в коей мере. Говорите, о чем хотите, но… просто скажите, о чем вы собираетесь говорить!'
- Я буду говорить о творческих союзах и народных промыслах.
- Хорошо, — говорит Громов, — какое-то время, минут пятнадцать, вы будете разговаривать с президентом в присутствии прессы, а дальше, если Владимир Владимирович захочет, он предложит вам остаться для беседы…
Так оно и было. Впустили прессу. Впустили меня. Пришлось, правда, немножко подождать… примерно до двух часов. В присутствии прессы, как и договаривались, мы обсудили проблемы творческих союзов и народных промыслов. Потом прессе сказали 'большое спасибо' за внимание. И когда она удалилась, начался разговор, как говорится, 'про жизнь'. Проговорили мы очень сердечно и очень долго, где-то час. Провожая, президент сказал, что будет следить за развитием событий в Берлине, а потом добавил: 'Ну, мы еще увидимся… сегодня вечером'.
- Где вечером? — спрашиваю я.
- На приеме.
- Извините, — говорю, — но, как говорится, мордой не вышел. (Прямо так и сказал: 'Мордой не вышел'.)
- Как? — удивился Путин.
Я уже в дипломатических выражениях объяснил, что к чему. Тогда президент нажал кнопку: 'Медведев есть?' Отвечают: 'Медведева нет. Ждем'.
- А кто есть?
- Есть Кожин и Щеголев. (Последняя фамилия прозвучала для меня впервые. Щеголев…)
- Ну, пусть зайдут, — приказал Путин. (Заходят.) — Так. Кто составлял списки на прием? — спрашивает Путин.
- Вот… Щеголев составлял, — говорит Кожин.
- А почему в них не оказалось Иосифа Давыдовича?
- Дело в том, что мы приглашаем по представлению профильных отделов, — взялся оправдываться Щеголев.
- Прекратите… У вас не сто Кобзонов, чтобы ссылаться на профильные отделы, — прервал его президент. — Немедленно пригласите… с супругой. Все! Вы свободны. (И они вышли.)
Тогда я говорю: 'Владимир Владимирович, у меня почему-то со времен Бориса Николаевича никак не складываются отношения с президентской администрацией, а сейчас, я понял, они уже вообще никогда не будут нормальными.
- Да нет… Это не ваша проблема. Это их проблема. Так что, будьте спокойны!
Тем не менее, когда я вышел, на меня (в буквальном смысле слова) набросился тот самый господин в очках, фамилия которого — Щеголев. (А я еще толком и не знал, кто такой этот Щеголев.)
Набросился, и сразу 'душить' словами: 'Что ж вы нас так подставили перед президентом?'
Я говорю: 'Минуточку! Вы кто такой?'
Он говорит: 'Я — Щеголев!'
Я говорю: 'Это мне ни о чем не говорит!'
Он говорит: 'Я руковожу протоколом президента'.
Я говорю: 'Так. И что вы хотите мне сказать?'
Он говорит: 'То, что вы нас так подставили…'
- Я подставил? Подставили вы себя сами! Президент сказал мне, что мы вечером увидимся. Естественно, я спросил: где? Когда он сказал, что на приеме, я ему прямо признался, что я 'мордой не вышел', чтобы быть приглашенным на кремлевские приемы. А объяснить ему, почему я для вас 'мордой не вышел', не смог. Вот он вас и пригласил.
Я награжден высшим орденом страны 'За заслуги перед Отечеством' второй степени. Я награжден личным 'Орденом Мужества'. Я — Народный артист. Я — председатель Комитета Государственной Думы! Что вам еще нужно для того, чтобы определить меня в персоны, приглашаемые на прием в Кремль?!
Щеголев опять за свое: 'Не мы приглашаем. Приглашают отделы'.
- Ну и Бог с вами! Мне ваши приемы не нужны. У меня есть имя, фамилия. У меня есть заслуги перед страной. И поэтому вы не интересуете меня абсолютно со своими приемами… Вы еще не родились, молодой человек, когда я уже выступал на приеме у Иосифа Виссарионовича
Сталина. Притом — дважды! Когда не только вас, но и ваших родителей еще и на нюх, так сказать, не допускали к Кремлю… А вы позволяете себе разговаривать со мной так, будто я хожу под стенами Кремля и прошу: 'Пустите меня погреться!'
(Говорю это, а вокруг стоят пришедшие на прием к президенту, стоит Греф, стоит Миллер, стоит Кожин… Стоят и, разинув рты, слушают все это.) 'Так что, — говорю, — успокойтесь: не нужен мне ваш прием и не трудитесь присылать приглашение!' — сказал я это, повернулся и пошел.
Он бежит за мной следом и выговаривает: 'Иосиф Давыдович, ну теперь… если вы не придете, мы опять окажемся в глупом положении. И с нас президент головы поснимает'.
Я говорю: 'Вот я бы специально не пришел, чтобы с вас головы поснимали'.
Он: 'Ну, давайте все плохое забудем — все- таки Новый год!'
- И не собираюсь! — сказал так и ушел.
…Иду, и прийти в себя не могу. Манера говорить свысока, манера унизить, манера дать понять, что он власть и все может, довели меня: я почувствовал, как наворачиваются слезы. И, чтобы этот самодовольный тип не смог увидеть это, продолжив наслаждаться своим неуязвимым хамством, я еще скорее направился к выходу. Да! При Сталине со мной так не обращались. За подобное обращение с невинным человеком такого чиновника к Кремлю бы больше не подпустили!
…В машине (через какое-то время) — звонок, что фельдъегерь уже везет мне приглашение на прием. Было уже около половины четвертого дня, а прием — в пять! Позвонил супруге, говорю: 'Пойдешь на прием в Кремль?' Она говорит: 'Нет, не пойду. Я же — женщина, а не пожарная команда. Все-таки надо собираться не куда-нибудь, а в Кремль. И потом — мы же в Баковке живем, от которой за полчаса не доберешься…'
Я же решил просто пойти и посмотреть: кто (!) приглашен на прием в Кремль, если таким, как я, не нашлось места? К счастью, там были достойные люди: и из правительства, и из Госдумы, и от московских властей. И Патриарх был… Но вот (если можно так выразиться) из публики, подобной мне, 'мордой не вышли' также, например, президент Российской академии художеств Зураб Церетели, выдающийся художник Илья Глазунов и множество других людей, которых знает и уважает страна, но которые чем-то не нравятся господам 'щеголевым'.
О ВЛАДИМИРЕ ЖИРИНОВСКОМ
Кобзон: 'Жириновский — самый яркий, самый умный, самый образованный и самый деловой депутат за все годы существования современной Госдумы'.
Добрюха: 'Я могу ему это передать?'
Кобзон: 'А почему нет?'
ОТКРОВЕНИЕ ОТ ИОСИФА КОБЗОНА
