Жара в Аномо

улыбнулся он не менее любезно и спросил: — Может быть, все-таки нужно что-нибудь пе­редать, ведь вы проделали такой путь?

— Только привет. Прощайте.

— Всего доброго.

Даги Нгоро, озабоченно хмурясь, поспешил к своей машине.

«Что это он городил про кухню? Какой еще повар? — недоумевал Борис, глядя ему вслед. — С виду мужик как мужик... чудак».

Необходимо было собрать и привести в порядок ра­бочие бумаги, упаковать личный скарб, иными словами, собраться в дорогу. Корин вернулся в конторку и за­нялся этим, отвлекаясь от размышлений по поводу за­гадочного визита полицейского.

Спустя некоторое время к нему ворвался Сергей Гринюк,

— Боря! Пригнали трактора. Умора! Ими редиску сажать, а не таскать буровую. Трещат, букашки, зато много.

— Потянут, лишь бы много. — Корин выглянул на­ружу, довольный, что земледельцы из отдаленных мест не подвели, прибыли на своих маленьких трещотках, выполнив просьбу нефтяников.

— Дюже мелкие, — сказал Сергей, — хотя, конечно, гуртом и батька легче бить! Айда.

—

Полдесятка здешних термитов — тоже тягло, — говорил Борис, шагая за дизелистом. — Я в таких слу­чаях всегда вспоминаю, как лилипуты накрепко прико­вали Гулливера, пока он спал на берегу. Каких-нибудь два-три десятка волосков, а не смог и пошевелиться. Так что поставим их на растяжки, удержат вышку на любых волнах.

Тем временем владельцы прибывших тракторов уже смешались с нефтяниками, они бросали горделивые взгляды на скромно сгрудившихся в стороне соплемен­ников из менее имущего ближнего селения, кивали и поддакивали каждому слову Седовласого и Луковского, сообразив, что те главней прочих.

Неподвижные африканки на холмах поднесли ла­дони к глазам, прикрываясь от яркого солнечного света. Застывшие эти женские фигурки издали походили на часовых, отдающих честь гигантскому, невиданному до­селе стальному жирафу посреди саванны.

—

Дублер твой явился не запылился, — сказал Сергей, завидев идущего к ним Ника Матье. — Ковбой­ский артист, супермен. Здоровый бугаяка, — дизелист постучал по своей могучей груди, — я, Борь, здоровяков уважаю. Теперь нас двое среди дохлячков!

—

Я тебя догоню, Серега, извини.

Через минуту Ник стоял перед Кориным.

—

Мое почтение, шеф.

— Здравствуй, мастер-невидимка. — Борис крепко пожал его руку.

— Еле добрался на случайной развалюхе, — сказал Ник и вытянул палец в сторону вышки, — там что, па­рад фермеров?

— Ты буровые станки целиком перетаскивал?

— Не приходилось.

—

Сейчас попробуешь, — улыбнулся Борис, — сим­фония.

—

Матье невпечатлительный, — сказал Ник, — мое — ротор и монета.

—

А на других впечатление производишь, — сказал Борис. — Тебе, личность, недавно официальный чин при­возил собственный привет. В этакую даль, несмотря на жару. Не жалел комплиментов.

— Кретины... Гони их отсюда.

— Ты что?

— У меня нрав крутой, — сказал Ник Матье, — привыкай.

— У меня, если надо, тоже, — сказал Борис, — отвыкай.

Встретились долгими взглядами.

— Мне повезло с работой, — сказал Ник, — давно так не везло с работой. Я дорожу этим местом.

— Это хорошо, — сказал Борис.

— Вот что, шеф, я не люблю неопределенности. Я могу свалять дурака, бывало, но никто не может ска­зать о Матье, будто он лицемер и ничтожество. И я хочу тебе сказать, что слышал про вашего парня, которому не повезло, и очень сожалею. Но мне действительно кстати эта работенка.

— Что ж, добро пожаловать, — сказал Корин. — А сейчас мы пойдем и все вместе потащим буровую.

— А сейчас мы пойдем и свернем с тобой шею вот этой малютке! — Матье с ловкостью техасского шерифа выхватил из заднего кармана плоскую бутылку с вис­ки, точно револьвер, подбросил, поймал, шутливо напра­вив ее пробкой-стаканом на Бориса. — Окропим наш союз!

— Прекрасная идея. Жаль, что неосуществима. В бригаде сухой закон. Для нового бурильщика, раз­умеется, тоже.

— Чепуха! Кто может запретить мужчинам вер­ные узы!

— Сами решили. Закон в бурении. От этих уз, из­вестно, рушатся не только люди, но и дела. Забудь. Я серьезно.

Ник рассмеялся:

— Не верю, чтобы русский плюнул на выпивку. Ты, может, нездоров брюхом? Или еще что?

— Здоров, — усмехнулся Борис, — забавный ты, од­нако, коллега. Я не ханжа, как и наши ребята, но раз решили — железно. Да и вообще пить в нашем деле — чернее не придумаешь. На буровой мы не одни, под рукой два-три помбура, а тут еще ротор, как бешеный, пудовые ключи, свечи и все такое, сам понимаешь. Знаешь, в известном смысле жизнь подручных в на­ших руках.

— Нет, Кувалда Матье не аквареанин, а наковырял немало дырок в земле двух полушарий.

Пустой разговор. Короче, прибереги свою бутылку до арматуры, дружище. Если доберемся до нефти, я свою добавлю. И не одну. На общий праздник. А на буровой... предупреждаю, так сказать, именем своей ответственности, увижу пьяным — не взыщи.

Ник непроизвольно закивал, отступил на шаг, как делал всегда перед своим знаменитым ударом, и... сдержался. Поиграл желваками, сощуря глаза, посту­чал по своему бедру кулаком, сам себя укрощая. Ска­зал негромко:

—

Мне было приятно целый день. Мне уже несколь­ко дней хорошо и приятно. Было, пока не видел тебя. Жаль, что мне очень нужна эта работенка и ее мо­нета: Кувалда совсем на мели.

В этот момент из автобуса-лаборатории вышла Свет­лана. Словно чья-то невидимая рука мигом разгладила резкие складки на лице Ника Матье. Синие его глаза пробежали по ней. С доброй, чуть иронической улыб­кой стоял он, заложив руки в карманы, широко рас­ставив крепкие, надежные ноги, а челюсти медленно и ритмично перемалывали резинку. Ник был красив, это уж точно.

— Вы незнакомы? Прошу. Это и есть тот самый то-ва... господин Матье, — сказал ей Борис.