Жара в Аномо

Джой, — я мечтала стать джазовой певицей, победить в конкур­се и отхватить кучу денег.

—

Для чего? — рассеянно отозвалась Габи.

—

Чтобы купить микросилонный проигрыватель, ле­жать и слушать Бесси. Я была от нее без ума, от мо­ей Бесси Смит.

—

А сейчас?

—

Я и сейчас от нее без ума. Но не так. Теперь мне нравится группа Кена Хенсли. И вообще хард-рок. А те­бе?

—

Мне? — Габи подняла голову и улыбнулась де­вушке глазами. — Да, да, мне тоже. Но я хотела спро­сить: сейчас ты уже не мечтаешь стать певицей, как в детстве?

—

Детство — это замечательно, сплошные иллю­зии. — Джой не очень умело сняла деревянными щип­чиками крышку с кастрюли, потрогала варево ложкой, зачерпнула, пригубила и добавила соли с видом титу­лованного кулинара- дегустатора. — Габи, ты действи­тельно тоже без ума от группы Кена или притворяешь­ся, чтобы мне было приятно?

—

Кена? Это который?

—

Из «Урия Гип», конечно.

—

Прости, где это?

—

Да ты что, Габи!

—

Да, да, вспоминаю, Урия Гип... Ну конечно же, имя злодея из «Дэвида Копперфилда» Диккенса.

—

Габи! Что ты говоришь! Ты же образованная женщина! — ужаснулась девушка, всплеснув руками. — «Урия Гип» — название ансамбля Кена Хенсли в Анг­лии! Не притворяйся, я не ребенок.

—

Маме, наверное, трудно с ним одной... — промол­вила Габи.

—

Ты о чем?

—

Маме нелегко с Арбатом одной в городе, он такой непоседа, прямо маленький Банго...

—

Сколько раз твердила тебе: вызови сынишку сюда. Хоть на денек. Я бы играла с ним, обожаю малышей.

Габи только усмехнулась невесело и снова заня­лась своим журналом, обронив:

—

Нет, пусть уж с мамой, это не вечно.

—

На то они и бабушки, чтобы тащить тяжкий крест при детишках своих детей, — рассудительно из­рекла Джой. — Уф!.. Как ты выносишь такую духо­ту? — Бросила взгляд в окошко. — Не нравится мне песок в воздухе, скрипит на зубах. Как бы не напал на нас сильный ветер.

—

Это возможно. Нужно запросить прогноз.

—

Я запрошу, ладно? Такая простая рация.

—

Немного позже, — кивнула Габи, — заканчивай с кастрюлей, столько пара от нее.

—

Спиртовка слабая. Борису обещали полевую кух­ню, вот когда заживем. Ох уж мне эти мужчины, ни­чего не понимают. Как только ты их терпела раньше, одна-одинешенька, без меня, подумать страшно,

—

Если бы можно было вернуть...

Ровно, солидно гудела поодаль буровая. Плавный и однотонный рокот иногда разрезал лязгающий стук металла или звон стальных труб, катящихся по доща­тому настилу «стеллажа». Шум работы царил над всем.

—

А почему вы дали сыну такое странное имя? — спросила Джой. — По вашему обычаю ему положено называться именем деда, отца твоего... твоего мужа. Как зовут деда твоего малыша?

—

Его звали Рукира Амель Басаст.

—

Какое звучное имя! Ну вот, видишь, нарушили обычай. Впервые здесь встречаю такое. — Джой вдруг тихонько напела, ритмично подергиваясь и пристукивая черпачком по кастрюле:

—

Очаг предков — пламя, Имя отца — святыня, Свято храни пламя, Свято храни имя И завещай хранить...

—

Мы с Банго не нарушили обычай, — возразила Габи. — Когда мы учились в Москве, часто любили гу­лять вечером в одном месте, называется Арбат. Краси­во. Хорошо. Там родился наш сын, там он и свет увидел впервые. Это был лучший очаг в его и нашей жизни.

—

Я понимаю, — сказала Джой, — у него прекрас­ное имя.

Они умолкли, слушая гул работы. А тем временем на буровой по ходу дела вахта Ни­ка Матье сменяла вахту Бориса Корина.

—

Ну как, шеф?

—

Нормально, личность!

—

Разогрелись, как погляжу!

—

Верно, тепло! Вкалывать через восемь не фунт изюма!

—

Мне и шесть часов на сон хватает! — бахва­лился Ник.

—

Я про температуру!

Ник стал к пульту, подмигнул своим помбурам, сви­стнул верховому, пошла очередная «свечка» к пасти ротора.

—

Когда подъем колонны, шеф?

—

Забой — сто сорок шесть! Порода как масло, долоту по зубам еще полсотни метров! Габи следит за шламом! Давай, личность, не роняй темп! Главное — не роняй темп, если ты личность.

Засунув длинные руки в карманы некогда белых по­лотняных штанин, Самбонанга с независимым видом праздного гуляки вышагивал вдоль чередовавшихся ог­рад разной высоты, но одинаковой сухой каменной кладки. За ними виднелись аккуратные верхушки фрук­товых деревьев и черепичные крыши добротных особ­няков. Он шел по улице, где еще несколько лет назад запрещалось прогуливаться цветным из непривилегиро­ванного сословия. Да и сомнительной элите из числа коренных жителей прежние власти, мягко говоря, не рекомендовали появляться здесь без приглашения за­морских господ.

Изредка Самбонанга останавливался перед какой-нибудь витриной и разглядывал ее с необычайным ин­тересом, однако в магазин не заходил.