Жара в Аномо

как условились?

—

Помню, помню, сто раз повторял про себя, а сей­час немного боюсь.

—

Не волнуйся, сделаем, как условились. Со мною

не бойся.

Вскоре они стояли перед торговцем.

—

Верни-и-ите, — канючил подросток, — отец ру-гается-а-а.

—

Вот еще! — возмущался торговец, косясь на Ойбора. — Мало ли барахла прошло через мои руки! Всего не упомнишь!

—

Не о барахле речь, — грозно сказал Ойбор, — Этому паршивцу я уже оборвал уши, чтобы впредь не тащил у собственного родителя, — не глядя, он на­градил мальчишку подзатыльником, — а как прика­жешь поступить с тем, кто выманивает у несовершен­нолетнего ценные вещи за бесценок?

—

Какое мне дело! Чего привязались! — Торговец повысил и без того громкий и противный, как у вок­зальных информационных радиорупоров, голос в на­дежде на заступническое вмешательство базарной бра­тии, однако окружающие были слишком заняты своими заботами, чтобы реагировать на призывные вопли ка­кого-то истеричного жестянщика. — Не знаю никаких ценностей! Я бедный человек! Уходите! Не мешайте, не то позову полицию!

—

Не знаешь? — рявкнул Ойбор и схватил его за бурнус на груди так круто, что прелая шерстяная ткань затрещала и поползла.

—

Зажигалка продана, — испуганно пролепетал тор­говец, видя, что деваться некуда.

—

Кому?

—

Не помню. Пусти, сумасшедший, не имеешь права.

—

А ты поднатужься и вспомни. — Ойбор помахал перед его носом жилистым кулаком.

—

Не помню, говорю тебе.

Тогда Ойбор помахал перед его носом крупной ку­пюрой.

—

Вспомнишь?

—

Столько! — с проворством фокусника торговец шевельнул пальцами вскинутой руки, и деньги мгновен­но исчезли в складках его одежды. — За столько вспо­мню. Уже вспомнил.

,

37

В дверь постучали. Даги Нгоро оторвал глаза от каракулей письменного донесения полицейского, стояв­шего по стойке «смирно» посреди кабинета.

—

Войдите.

С довольным видом вошел Киматаре Ойбор. Он на­скоро отдал честь начальнику, прикоснувшись ладонью правой руки к сердцу, а затем тыльной ее стороной ко лбу, и выразительно покосился на окаменевшего в почтительной стойке полицейского.

—

Я разберусь позже. Вызову, если потребуетесь. Идите, — сказал Нгоро полицейскому с таким жестом, каким смахивают фигуры с шахматной доски после неудачной партии.

Когда посторонний вышел, чеканя шаг, как это по­велось в управлении после памятной «головомойки» старшего инспектора по поводу слабой дисциплины, Ки­матаре Ойбор вынул из нагрудного кармана преслову­тую зажигалку и протянул ее вышедшему из-за стола Нгоро.

—

Этот предмет сделал меня банкротом, гражданин капитан.

—

Что это? А... нашли наконец. Та самая?

—

Так точно.

—

Ну-ка, ну-ка...

Даги Нгоро некоторое время перебрасывал малень­кое и изящное изделие из серебра с ладони на ладонь, словно соображал, как поступить дальше, затем повер­тел перед глазами и произнес:

—

Вот она какая, наша улика. Сделано в Гонкон­ге... далеко...

Сержант молчал.

Нгоро вынул из ящика стола лупу и подошел к окну, чтобы рассмотреть зажигалку получше.

Он рассматривал ее, привалившись животом к под­оконнику, так внимательно и долго, как, вероятно, изучает фанатичный биолог неведомую бациллу, внезап­но обнаруженную в поле микроскопа.

Киматаре Ойбор наблюдал, как он ее рассматривает. Потом не выдержал и спросил:

—

Я вам больше не нужен, гражданин капи­тан?