рабочими. Уже не раз она намеревалась побывать в столовой, где они работали. Сегодня она решила сходить туда.
Обо всем этом никто из подростков не подозревал.
Мария Ивановна предполагала прийти в столовую в первой половине дня, но задержалась. Только в четвертом часу она направилась на завод. Столовую уже закрыли. Она постучала. На стук появилась веселая Зинка. Толстушка, не дав себе труда выслушать Марию Ивановну, весело объявила:
— Обедов нет, все подчистую съели!
— Мне к повару Степану Степановичу.
Зинка поправила свои кудряшки.
— Он пошел в лечебницу, на ногу жаловаться, мозжит она у него.
Мария Ивановна кивнула головой.
— Хорошо, хорошо. Я мать Наташи и Коли, и мне хотелось бы поглядеть, как они у вас тут…
— Коля, Наташа, к вам пришли! — крикнула Зина.
Мария Ивановна застала подростков за мытьем полов в обеденном зале. Колька и Каланча неумело выжимали тряпки. Наташа скребла половицу. Неподалеку от них, рядом со сдвинутыми к стене столами и скамейками, трудилась уборщица. При виде Марии Ивановны ребята почему-то смутились.
Мария Ивановна ободряюще улыбнулась:
— Я вам не помешаю?
Колька тихо ответил:
— Нет, тетя Маша.
Зинка уже успела разнести по кухне весть о приходе матери Наташи и Кольки, и в раздаточное окно высунулись лица судомоек.
Мария Ивановна осмотрела зал. Он имел неприглядный вид: стены давно не белились, потемнели, окна грязные.
Осуждающе покачав головой, Мария Ивановна подозвала Наташу. Наташа сразу поняла, что предстоит неприятный разговор.
— Как же вы, доченька, с этим миритесь? Народу у вас хватает, а порядку мало…
— Тише, мама, — умоляюще попросила Наташа. — Люди обидятся!
Но Мария Ивановна не собиралась молчать.
— Обидятся? На кого? На себя? Смотри, как плакаты мухами засижены. А паутина по углам. И ни одного цветка в зале… Эх вы…
Кто знает, во что вылился бы разговор, но в коридоре послышался стук деревяшки, и в зал вошел Степан Степанович. Он был не в духе.
— Кто скомандовал прекратить уборку? — не обращая внимания на чужого человека, грозно нахмурил он брови-кустики. — А ну, за работу!
Его немедленно послушались. Только тогда Степан Степанович, прикрыв один глаз, другим испытующе вперился в Марию Ивановну.
— Что нужно?
Мария Ивановна поздоровалась и объяснила причину своего появления.
Узнав, что женщина приходится близким человеком подросткам, Степан Степанович смягчился и пригласил ее к себе в клетушку. Беседа вначале протекала мирно, но услыхав от Марии Ивановны ее замечания, Степан Степанович вспылил.
— Отставить вредные разговорчики! Голова кругом ходит, как бы накормить людей. Не до жиру…
Трудно было Марии Ивановне успокоить его.
— Степан Степанович, милый вы человек, — говорила она. — Вы много делаете, но разве худо зал привести в порядок? Поверьте, народ будет вам очень благодарен.
— Я что… Я не против. Только с какого фланга начать наступление?
— Найдете немного мелу? Ну, а остальным я вам подсоблю…
Через два дня рабочие корпусного цеха с удивлением наблюдали, как к цеховой столовой подъехала телега, нагруженная домашними цветами. Это Мария Ивановна вместе с Колькой и Наташей обошла квартиры рабочих, и их жены уступили часть цветов столовой.
За ночь работники столовой выбелили зал, вымыли окна. И помещение на глазах у всех преобразилось. Колька, Наташа и Каланча обернули цветочные горшки бумагой.
Степан Степанович был очень доволен. Тут и там раздавался бойкий стук его деревянного обрубка.
— Как к параду готовимся! — весело объявлял он.
…А через месяц стало известно, что Кольку, Каланчу и Наташу переводят в заклепочный цех. Для ремонта буксира не хватало заклепок, цех не выполнял задания, он нуждался в рабочих.
В числе других решили послать туда и подростков, которые настойчиво просили об этом.
Глава 24. В заклепочном
— А ну, повернитесь, покажитесь, что за птахи? Годитесь ли мне или балластом будете? — такими словами встретил ребят Михаил Федорович Зайченко — высокий мужчина, с живыми глазами и энергичным лицом.
Подростки смутились. У Кольки сдвинулись брови. Каланча обиженно сжал брови. Одна лишь Наташа с интересом рассматривала прессовщика и смело сказала:
— Вы, как Тарас Бульба сыновей нас встречаете.
— До них вам далеко, — отозвался Зайченко. — А вот ты, — указал он на Кольку, — подними-ка ящик.
Колька посмотрел на довольно большой ящик с железными круглыми обрезками, нагнулся, но тяжесть оказалась не под силу.
— Та-ак, — протянул Михаил Федорович, — попробуй ты, рыжий.
Вася ответил злым взглядом на слово «рыжий» и яростно схватился за ящик. Но и у него ничего не вышло.
— Ясно, богатыри. — Зайченко, раздумывая, провел правой рукой по щеке. — Ну, а девочку заставлять не к чему. Попробую-ка я сам.
Он схватил длинными цепкими руками ящик, оторвал его от пола и, подержав немного, поставил: — Нелегкий.
Проходивший по цеху рабочий спросил:
— Что с тобой, Федорович, не поднимаешь? Не заболел ли?
— Не-ет. Обучаю, — ответил прессовщик и кивнул головой в сторону ребят. Снова погладил щеку. — А ну-ка, парни, возьмите с того конца, а мы с девахой с этого.
И когда отнесли ящик к прессу, Михаил Федорович весело рассмеялся, показывая красивые белые зубы.
— А теперь слушайте: урок первый и самый главный закончен. Вот ты, — обратился он к Кольке, — что мы здесь проходили?
У Кольки давно уже брови распрямились.
— Вот что, — бойко ответил он, — по одному мы ничего не сделаем, а вместе — сила.
— Золотые слова, — обрадовался Зайченко. — Ты — умный парень. На прессе, если один подвел, — все, нет заклепок.
— Мы будем стараться, — поспешно сказала Наташа. — Только вы нас научите!
Каланча ерошил свои рыжие волосы и безразлично поглядывал в сторону, будто весь этот разговор не касался его.
Появился Глеб Дмитриевич Костюченко.
— Ну, как работяги? — посматривая на ребят, спросил он у Михаила Федоровича.
