Он открыл люк и помог Поппи спуститься. Она перешагивала с одной ступеньки на другую, полностью доверившись теплой руке, которая обвивала ее талию. Оказавшись внизу, она окинула взглядом уютное убранство каюты и вздохнула.
— Как безопасное местечко, это — просто совершенство.
— Благодарю. Я тоже так считаю. — Николас оставил люк открытым, и лунный свет свободно лился в каюту. — Присядьте, прошу вас, и расскажите о том, что произошло.
Поппи уселась на обложенную диванными подушками койку, Николас присел рядом.
Легкое покачивание парусника было тем, что и требовалось Поппи для успокоения взбудораженных нервов. Николас не говорил ни слова. Он терпеливо ждал, и Поппи оценила это по достоинству.
— Я видела картину «Розовая Леди», — наконец проговорила она.
— Вы ее видели? — Поппи почувствовала в голосе Драммонда возбуждение, хотя он, как обычно, полностью себя контролировал. — Я думал, что картина у Ливенов.
— Пока нет. Конечно, могло быть и так, что Сергей вернул ее в свои апартаменты, собираясь показать сегодня вечером. Потому я туда и отправилась. Он прислал особое приглашение с обещанием показать картину мне.
— Вот как? И что же вы обнаружили?
Поппи посмотрела ему прямо в глаза, которые при ночной темноте казались черными озерами.
— На картине изображена моя мать, — произнесла она. — Именно она и есть Розовая Леди.
Николас хохотнул.
— Вы шутите!
— Нет, — сказала она и глубоко вздохнула.
— Вы уверены, что женщина на картине и есть ваша мать?
— Да. Признаться, я было подумала, что мне это просто грезится. Но это была мама. И это платье на ней… Оно до сих пор цело и хранится у нас дома в особой комнате.
Поппи прижала к губам ладонь и часто-часто заморгала, стараясь удержаться от подступивших к глазам слез.
— Я была так счастлива увидеть ее снова… Вместе с папой…
То было видение, которое сохранится у нее в памяти на всю жизнь.
Николас сжал ее руку.
— Для вас это стало, я думаю, настоящим потрясением.
Поппи кивнула:
— Да, так и есть. Но стало и подарком. Огромным.
— Мне это совершенно понятно, — негромко и с нежностью проговорил Николас.
Поппи вздохнула почти неслышно.
— Прямо сейчас я не хотела бы думать о том, почему мои родители изображены на полотне, за которым охотятся секретные службы. Это слишком огорчительно. — Она выпрямилась, и с губ ее, скорее всего невольно, сорвались слова: — Прямо сейчас я хочу вас, Николас.
— Идите ко мне, — сказал он.
Поппи бросилась к нему в объятия, и Николас крепко обнял ее. Объятие тотчас обернулось поцелуем. Крепким и очень горячим, и Николас в эту минуту был красивее всех, мужчин на свете.
Про себя Поппи должна была признать, что в объятиях Николаса она не чувствует ни смущения, ни чего-либо похожего на неприязнь. Она чувствовала себя оберегаемой и счастливой.
Николас вдруг прервал поцелуй и посмотрел на нее с печальной озабоченностью.
— Почему вы… перестали? — спросила Поппи с запинкой, не зная, как правильнее задать вопрос.
— Потому что нам следует блюсти осторожность. Ситуация весьма соблазнительная. Мы могли бы сделать то, чего нам хочется, а это означает…
— Мы могли бы делать все, что хотим, с кем хотим и когда хотим! — выпалила Поппи, задыхаясь от волнения. — Мы могли бы… раздеться.
— Так точно! — Он покачал головой. — Погодите минутку. Что вы такое сказали?
— Мы могли бы…
— Не надо, — перебил ее Николас с кривоватой улыбочкой. — Я слышал.
Прикусив губу, она уставилась на него.
— Поппи!.. — Он приобнял ее за плечи. — Мы не можем так поступить. Вы что, не знаете, как женщины обзаводятся детьми?
Само собой, она это знала. Видела, как совокупляются на улице собаки. И один раз наблюдала за быком и коровой.
— Знаю, — ответила она. — Но нам нечего бояться, что такое произойдет.
Николас усмехнулся:
— Как раз наоборот. Раздевшись догола, мужчина и женщина легко могут зачать ребенка.
— Нет, если мы не займем соответствующих странных положений. Ведь их легко избежать, не правда ли? — Поппи рассмеялась, вспомнив о злосчастной корове. — Я бы чувствовала себя ужасно глупо.
Николас посмотрел ей прямо в глаза.
— Несмотря на то, чем мы занимались в библиотеке вашего отца, вы все еще совершенно несведущи в искусстве любовных ласк, и сейчас вы проявляете свою неопытность более чем очевидно.
— Я только хочу посмотреть на вас. — Поппи улыбнулась смущенно. — В вашей природной форме. И может быть, поцеловать ваше обнаженное тело. — Поппи потянулась к нему и провела рукой по его рубашке. — Вы же сказали, что здесь нас никто не обнаружит. А я обещаю, что никому ничего не расскажу, если только вы сами этого не сделаете.
Николас застонал и взял ее за руку.
— Вы меня убиваете, Поппи. — Он притянул ее к себе ближе. — И вы очень красивы и знаете это. Я тоже хочу снять с вас всю одежду, очень хочу, но потом вы об этом пожалеете.
Поппи вспомнила о Сергее. И подумала об остальных своих поклонниках. Ни одного из них она не хотела бы увидеть обнаженным. Она закрыла бы глаза, как и сделала, когда лорд Уошберн обронил свои брюки в фонтане, делая ей предложение, но в случае с Николасом…
Было в Николасе нечто такое, что вызывало у нее желание держать глаза открытыми.
— Пожалуйста, Николас, — произнесла она умоляющим голосом.
Он промолчал, по-прежнему глядя ей прямо в глаза.
Поппи заметила в его взгляде нерешительность. Но вдруг он рассмеялся, и выражение лица у него утратило напряженность.
— Ну хорошо, пусть так. Но мы должны быть осторожны, оч-чень осторожны.
Поппи ничего не могла с собой поделать. Она пришла в восхищение, она поцеловала его грудь в том месте, под которым билось сердце. От Николаса исходил запах мужчины, совсем особенный, от него кружилась голова…
Желание, сообразила Поппи, оно не дает ровно дышать, оно позволяет думать лишь о поцелуях и о том, что ты можешь с жаркой страстью касаться обнаженного тела мужчины.
— Мы всего лишь раздеваемся. — Поппи произнесла эти слова твердо, приказав себе выбросить из головы то, что говорила ей на этот счет тетя Шарлотта. — Вряд ли есть о чем беспокоиться, поскольку это касается вас и меня. Подумайте о том, через что мы с вами уже прошли вместе.
Поппи не удержалась и хихикнула, снимая с себя туфли и чулки. Николас тоже продолжал разоблачаться, и Поппи пришла в изумление и восторг от ширины его плеч, когда он снял с себя фрак.
Он поднял одну бровь и обратился к ней с вопросом:
— Вы полагаете, что мы друзья?
Он выделил особой интонацией последнее слово.
— Да. — На секунду она отвернулась. Николас был до того красив, что она даже ощутила внезапное смущение. — Только подумать, что я в дружбе с грозным герцогом Драммондом, как вам кажется? Но ведь мы друзья лишь на данный момент. Едва мы снова наденем на себя нашу одежду, мы вернемся к прежним соглашениям.
— Которые определяются вашим намерением разорвать нашу помолвку и моим отказом освободить
