коронками во рту. Коротко стриженный, с редкой торчащей вперед челкой. Вообще, весь он был средний. Хороший разведчик, с неособо привлекающей внимание внешностью… если бы, не золотые коронки. Хороший друг.
Бежавшие по обе стороны солдаты двух групп, рассыпались в стороны и растворились, слипшись с окружающей местностью. Возникшая остановка привела к оживлению всю внезапно застывшую колонну тыла, в которой с разных мест, ссыпаясь как горох, валились наземь солдаты сторожевого охранения, выполняя чье-то распоряжение.
Егор взмок. Сердце бешено троило, от чего, в глазах появлялась неприятная муть, а на языке ощущался кисловатый, металлический привкус. Шея болела до невозможности. Прилипший к телу бронежилет практически не давал нормально дышать. Оставаясь на коленях, Егор, уперся руками в красноватую, подмороженную, жирную глину, встав на четвереньки; вспотевшая пластина бронежилета отлипла от груди.
Тяжело дыша, Егор смотрел в сторону колонны, из кабин которой, то и дело вываливались люди, превращаясь в безликие тени. Нога, онемение которой понемногу утихало, стала нервно и болезненно постреливать в месте ушиба, в такт биения сердца.
Подбежавший размытым силуэтом человек, оказался Юрой Крутием, едва тот открыл свой рот и произнес первые слова. Тело Егора задыхалось от температуры, становилось хуже.
Стеклов, пытался снять «броню» с Егора. Но сделать это, оказалось сложнее, чем сказать. Всему виной, оказалось, то обстоятельство, что жилет был одет под куртку, поверх которой был одет еще один защитный костюм — от ветра и дождя, разгрузочный жилет и другая «снаряга».
Помимо прочего, Егора беспокоило еще одно неприятное чувство: штаны, а точнее левая штанина, прилипла к ноге так, будто насквозь пропиталась потом. В общем, изрядно намучившись с Егором, растрепав его всего, раздеть не вышло.
Расстегнутого, растрепанного и безвольного Егора поставили на ноги. Левая нога, не выдерживая нагрузки, подгибалась.
Ощупав ногу, Егор, к своему удивлению, обнаружил на новеньких брюках не аккуратное отверстие, с рваной кромкой. Засунув в нее указательный палец, нащупал такое же отверстие в камуфлированных брюках, одетых под маскировочный костюм… и болезненное бедро. Вынув палец, чертыхнулся. Палец оказался в крови…
От вида крови Егор поплыл. Крови он не боялся. Сказалось физическое истощение и усталость.
Кривицкий Гена, ехавший в продовольственной колонне, выскочил из «камаза» с непокрытой головой, и хрипло, но звонко крича, с двух литровой бутылкой «Очаковского» пива, неуклюже бежал во главу колонны.
В этот момент, Егор стоял с приспущенными штанами, держал обеими руками за низ бронежилета и тянул его к верху. Нога была вымазанная от бедра до берца ботинка кровью. Скопившаяся, за время бега кровяная масса, сейчас темно-красным, подсохшим сгустком собралась внизу штанины, где была передавлена ботинком.
— Чё такое! Ну-ка, расступись! — подбежал Кривицкий, суетливо растолкав всех, и протянул Егору уже изрядно початую бутылку:
— Пей! — почти приказным тоном потребовал он.
Егор не воспротивился. Запрокинув голову, сухими губами он впился в горлышко, жадно, не чувствуя вкуса глотая приятную влагу. Тем временем, Генка, не очень старательно разодрав перевязочный пакет, примотанный жгутом к прикладу его автомата, так же не очень старательно наложил его Егору на рану.
Все закончилось, в медчасти. Корявый осколок пули, лежал в ладони опьяневшего Егора, вперемешку с какими-то таблетками.
— А что мне с ним делать?
— Повесь на шею! — грубовато шутил Кривицкий, в присутствии медсестер.
— Шея болит…
— Вечером подойдем, сделаем тебе еще два укола, — очень нежно сказала Русалева.
— От столбняка? — спросил Егор.
— Нет. От столбняка мы тебе уже сделали… А таблетки выпей, не забудь! Гена! — переключилась Русалева на Кривицкого. — Проконтролируй!
— А как же дезинфекция… внутрь? — вяло спросил Егор.
— Я тебе дома налью! — сипло отозвался Генка.
— Спасибо, сестренка, — сказал Егор, целуя Кривицкого в лоб.
— Пошел, ты… — сказал Кривицкий, помогая Егору подняться. — Бля… чё такой тяжелый? — простонал Генка, подхватив Егора под руку.
— Да, я же в бронежилете! Дома-то… еще не был! Сразу по гостям…
— Хм… По гостям, да без штанов! — съязвил Кривицкий. — Пошли! Ноги двигай! Повис как мешок с…
Егор старательно прыгал на одной ноге, поддерживаемый Генкой.
— Молодцы, мальчишки, жизнерадостные! — приговаривала Русалева, обращаясь к молчаливой соседке.
Шнеур улыбнулась:
— Да… Хорошо, что такие…
— Бля… как мне плохо… — Егор, поникнув головой, лежал на кровати, лицом вниз. Дурное лицо его горело, а отвисшая нижняя губа подвернулась так, что еще немного и с нее закапала бы слюна. Егору было дурно.
— Ну, слюней напускал! — причитал Кривицкий, — как еще не обоссался! — Он любовно поправил под головой Егора подушку, и присел на край своей, рядом стоящей кровати. — Чаю будешь?
— Не-а… — промычал Егор, едва заметно качнув головой, от чего болезненно сгримасничал. — Водку буду… а то таблетки… не помогают. Нога и жопа болят… Не знаешь… от чего?
— Ща, комбриг придет, и узнаешь у него — чего так жопа разболелась!
— Шмейся, ш-шмейся… — простонал Егор.
Егор знал, над чем именно потешался Кривицкий, — все произошедшее, по просьбе Егора, было не очень умело скрыто от командования. Просто Егору крайне не хотелось ехать в госпиталь. Хотя глуп человек, какая скрытность могла быть там, где участвовало большое количество людей с тыловой колонны и охранения. А если принять во внимание, еще и тот факт, что у страха глаза велики, то можно было и не сомневаться, что разошлась эта утренняя история по бригаде не хуже детективной. Опять же, конечно, кроме тех людей, которым это было особенно и не нужно.
Егор лежал на кровати. Перед глазами мелькали: перекресток Маяковского со Старопромысловским шоссе — слева… разделительный треугольник… разбитая заправка, заправочный столб колонки…
…Завод «Красный молот»… рынок… застава?9… улица Хмельницкого — слева… КПМ-5… справа — мост на Жукова… налево — поворот на Кирпичный завод… и едва покачивающаяся фотография жены и сына, прикрепленная растяжками из копроновых ниток к пологу палатки, над кроватью…
В восьмом часу, саперы двигались по привычному для себя маршруту. Егор ехал на бронетранспортере, завалившись спиной на башню, наблюдая за ходом разведки, сверху.
Двигались мимо Ленинской комендатуры.
Прежде, двумя часами ранее, Стеклов, Егор и Крутий, сидели на заставе Султаева и Шкурина, ели яичницу.
«Шкура» — так прозвали Шкурина, оказался неугомонным весельчаком, который веселил всех глупыми байками.
Вот черт, подоброму думал о нем Егор. Насмеялись от животов. Рассказанные им истории, были настолько анекдотичными и не правдоподобными, что казалось, смеялись больше над Шкуриным, нежели над их содержанием:
