погружая его в землю, словно нож в масло.
«Жаль, что так происходит не всегда», — отметил Егор, последнее время наблюдавший обратное.
Конечно же, сказывалась физическая усталость, обыденная повседневность, не смотря, на то, что она была смертельна. Сейчас, играл фактор неизведанности незнакомого места, и потому на первом месте стояла профессиональная осторожность.
Оказываясь на маршруте, не обязательно новом, Егора как командира, всегда беспокоила один вопрос:
«Что сейчас в их головах… сейчас, когда они идут по дороге, вдоль обочин, и смотрят под ноги, изредка оглядываясь, чтобы выдержать обязательный интервал между разведчиками, во избежание, не дай Бог, конечно, группового подрыва на фугасе… а может быть, оглядываются для того, чтобы удостовериться, что они… что он на дороге… не один. Не брошен и не предан! О чем они думают? Каждый из них? — Вопрос этот беспокоил Егора с давних пор, но личные беседы по возвращению, так и не прояснили до конца природу солдатских мыслей. Кто говорил, что ни о чем не думает; кто думает все и обо всем; кто не помнит. Но, Егор-то, точно знал, что каждый мозг в этот момент сосредоточен и что-то крутит в своих недрах. Варит. — Вот мой… мой-то, уж точно, — соглашался Егор. — Я — командир… и я обязан думать! Говорят, что если командир начал стрелять, значит, сражение проиграно… Командир должен управлять боем, видеть бой, и знать время и место необходимого маневра, для овладения преимуществом… А я? Я постоянно стреляю! Оправдываю себя, что это только до момента выбора укрытия и его занятия, а стрельбу трассирующими патронами комментирую, как целеуказательную, а патронов ношу с собой — восемнадцать снаряженных магазинов! Я стреляю — всегда!
…Или вот еще одна мысль: каждый изгиб или поворот дороги — это удобное место для засады, какая она будет (огневая или фугасная), не важно. Важно, что необходим комплекс мероприятий для выхода из нее. Многоэтажные дома, не столь значимо, где они находятся (на изгибах дорог или параллельно проезжей части), это наиболее вероятные наблюдательные или огневые точки. Существует необходимость быстро их выявить, желательно, преждевременно, предшествуя моменту нападения… Но, это не возможно! Вот так… Так что же, что вариться в головах моих солдат? Взять сержанта Котова… — Белобрысый, не большого роста, точно не выше метра семидесяти, с виноватым, подглядывающим из-под бровей взглядом… — Первое время, Егор полагал, что его скрытно-шухерное поведение соответствует какому-либо проступку и боязни последующего разоблачения. Но это оказалось совсем не так. Грубоватый голос, точно не намеренно заниженный, явно не подходил для его меланхоличного темперамента, и был скорее прокуренным. Однажды, во время инженерной разведки, когда Котов находился на броне бронетранспортера, прогремел взрыв фугаса. Котов получил касательное, осколочное ранение левой кисти руки. Он держал руку на цевье автомата, когда туда попал осколок разорвавшегося фугаса, пробил снаряженный патронами магазин, и остановился в разгрузочном жилете. В один момент, развившееся заикание напугало даже Егора. Котов стал заикаться так, что нередко Егору приходилось останавливать сержанта в процессе разговора, вроде как, перевести дух. При производстве учебных подрывов или далекого и неожиданного звука разрыва, он падал наземь, накрывая голову ладонями рук и тихо скулил… А так был вполне обычным. Что произошло? Не знал никто. Вероятно, предположив, что могло бы произойти, не будь автомата и разгрузки, Котов психологически надорвался, очень изменился, стал боязлив и замкнут, и, думая, что это заметно для окружающих, молчал и сказать он этого никому не решался.
Егор вовремя увидел это, отстранил его с выполнения задач разведки и разминирования. Пожалел, и решил поберечь. Семья у Котова была не полная, да и срок его службы подходил к концу. Как сержант, он был исправный, исполнительный, грамотный, инициативный, не трусливый. Командирские навыки присутствовали. Егор назначил его постоянным дежурным по палатке и возвращаясь с разведки, Егор находил подразделение чистым и в порядке: все было на своих местах, вода была заготовлена, баня затоплена, заявка на оставление пищи в столовой, для тех кто в этот момент был на задачах, оставлена… Таким был, сержант Рома Котов из Знаменска Астраханской области.
«Через много лет, — думал Егор, — я забуду, как выглядел тот или иной солдат, служивший в моей роте. Я забуду его фамилию, имя, и уж точно не вспомню отчество. Не вспомню год его рождения и год призыва. Я буду путать время его присутствия в жизни моих командировок на войну. Но, я запомню каждого из них… в одном едином образе, наверняка, сохранив его в моей памяти. Образ худого, уставшего, затравленного постоянными напряжением физических и психологических нагрузок, но стойко стоящего в центре этого разрушенного города сапера, сжимающего древко деревянного саперного шупа, непрячущегося, видимого отовсюду, обливаемого проливными дождями, пулями, градом осколков и камней, — стойкого, храброго, и мужественного… — Егор оглянулся, посмотрев на своих саперов. — Я запомню каждого своего солдата: рядового Гузенко… Сергея, кажется, из Котово; Сашу Федорова — из Кущевского, Краснодарского края; Данилова из Астраханской; Малюкова — из Волгодонска, Ростовской; Никулушкина Юру… из станицы Кавказская Краснодарского края; Сашку… Дудатьева — из хутора Мажаевка, Ростовской; Жигарева Костю из Архангельское, Красноярского края…»
…Саперы двигались вперед. Егор задумчиво брел по алее, шел, и вдруг вспомнил, как во время первой командировки, после взятия Грозного, проводилась спецоперация в районе Жуковского.
Егора вызвал комбриг. Полковник Слюнев тогда «внезапно» заболел и командиром бригады был назначен офицер из штаба группировки, полковник Липинский. Вызвав Егора, он ставит задачу на проведение разведки в район спецоперации… — Егор вспомнил, как кивал, обозначая ясность целей и верность понимания замысла предстоящего не простого дела. — Полковник рассказывал нюансы предстоящей операции, но говорил очень тихо и сдержанно, с опасением, безнадежным сожалением, и нотками безысходности, как тогда казалось, вполне понятной.
Егор ответил: «Есть! Так точно!» и поспешил выполнить поставленную задачу.
И только «на земле», на узенькой дороге, шириною не больше двух метров, поджатый с двух сторон высотными домами, с выпученными на него окнами, Егор понял полковничью сдержанность… Выйти к месту операции, оказалась, задачей не из легких. Грязная ксерокопия карта, по которой Егор «работал», была датирована 1994 годом! А с того времени, на этой земле изменилось безусловно многое, кроме, наличия русских офицеров на Кавказе. Развитием архитектурного градостроительства того времени, Грозный вряд ли отличался от другого города Советского Союза, а в 1995 году, силами федеральных войск, часть всего этого была успешно уничтожена. Уничтожена и 1999.
Егор вспомнил, как искал путь в жирно нарисованную на карте точку, среди не построенных на карте, но реально существующих и уже изрядно изуродованных зданий, на существенно разрушенных и визуально безымянных улицах…
— Фугас! — солдатский вопль резрезал тишину улицы. Все бросились по сторонам.
Егор успел заметить, как Дудатьев, пробежав пять метров, упал на асфальт, в ожидании взрыва. Взрыва не последовало, и Дудатьев, уже через три секунды, бежал сломя голову от вероятного опасного предмета. Другие саперы, бежали в разные стороны от него, и Егор догадался, что фугас нашел именно Дудатьев, нашел на своем участке, на своей, левой обочине дороги.
Егор ждал солдата. Дудатьев поднявшись с земли, и перебежав дорогу, оказался рядом с Егором.
— Товарищ старший лейтенант, — фугас!
— Я понял. Ты успокойся пока…
— Я спокоен… там… фугас!
— Давай более детально: где… какой ориентир… что, как выглядит…
— Я понял! Под кустом, — Дудатьев, пальцем показал на несколько диких кустов.
— Значит так, Саня, успокойся… там три куста, под каким именно?
— Под кустом… Три?! — Дудатьев только сейчас заметил, что кустов было несколько, и сейчас не мог с уверенностью сказать, под каким именно заметил. — Я не помню!
— Ничего. Сейчас разберемся…
— Там еще выемка была под кустом… я, когда его отодвинул, увидел — там старый снаряд, и к нему примотана мыльница!
— Что там? — неповерил Егор.
— Мыльница… голубенькая…
