— Не понимаю, в чем дело?! Я свободная женщина! — пуганула Даша мадаму, мечтая надавать той по толстым щекам.
«Если бы не ты, я б…»
— Да ладно тебе. — Подобрав шуршащий подол, матрона подсела к девице. — Я — мадам Шленская, всем тут заправляю. Знаешь, сколько я таких, как ты, повидала? Хочешь, сладкая, я тебе всю твою жизнь как есть расскажу?
— Ну-ну.
Возмущение: «Если б не ты!» — отступило.
Даша не умела долго переживать поражение, хотя бы потому, что в принципе не умела его признавать.
Богров скрылся за бархатной занавесью, прикрывавшей неприметную дверь. Кабаре «Лиловая мышь» подрабатывало борделем, как и многие клубы в Дашином времени. Митя посещал их, как многие.
«А вдруг у него во-още сифилис, а у меня презервативов с собой нет!» — утешила себя Даша Чуб.
И взглянула на даму — вдруг та скажет что-то прикольное типа: «Я сразу увидала в тебе звезду кабаре!» Все равно нужно как-то скоротать полчаса, пока ее губастенький, уже не сексуальный, а шпионский объект появится из-за занавески.
— Был у тебя любовник, — завела Мадам с брошкой.
— Был, — удостоверила Чуб.
«И не один. Сколько, кстати? Раз, два, три…»
— При деньгах, — ласково пропела лиловая, — и собой хорош.
«Пять — Витя, шесть — рыжий Костик…»
— Ты ж не ради денег в невенчанные жены пошла, а по любви. Он тебе про свободную любовь уши все прожужжал, ты и поверила. Верно говорю?
— Угу, — промычала Чуб.
«Восемь — Олег… Может, еще вырулит на звезду?»
— Жили вы с ним примерно… — Приподняв посаженную на цепочку лорнетку, мадам Шленская пристально осмотрела Дашин наряд, — года два. Как муж и жена. Он тебя баловал, все тебе покупал, ни в чем ты нужды не знала, а после… То ли другую себе нашел, не такую свободную. То ли вверх пошел, поумнел да понял: подобные вольности токмо по молодости хороши. Да и надоела ты ему! Он тебя по- благородному бросил, — сказала хозяйка с привычным презрением. — Квартиру наперед оплатил. Платья, безделушки, денег на первое время оставил. Только время-то первое вышло, денежки на исходе, а назад возврата нет. Вот ты и решилась. От отчаяния. Думала под порядочную… Хотела другого найти. Только сюда, милая, порядочные не ходят.
— А он?
Тема со «звездой» не срослась. На двадцати девяти Даша сбилась со счета любовников. Но Мадам могла нашептать чего-то про Митю, загодя внесенного в Дашин любовный список под неизвестным порядковым номером.
— Он часто тут бывает? У него сифилиса нет?
— Что, и впрямь так понравился? — улыбнулась хозяйка. — И чем только взял? — покачала она головой. — На любовь твою, что ли, похож?
Даша закивала. Выявившаяся бездарной вещуньей, здесь Мадам попала в десятку.
— Очень. Одно лицо. А губы…
(Сугубо между нами, читатель, Митя Богров был не похож на Яна ничем.
А был он, что называется…)
«Мой сексотип! — подумала Даша. — У меня и Витя был с губами, и Коля».
— Забудь, — наставительно сказала матрона.
— У него сифилис? — страшно расстроилась Чуб.
— Нет. У меня с этим строго. Но не пара он тебе. Так, студентишка с идеями. Такие, как он, которые своей порядочностью мучаются, для нашего брата самые страшные. Они и себя изводят, и нас терзают, и бросают нас, чтоб от своих терзаний избавиться. Хочешь честно на жизнь заработать? Без всяких глупостей.
— Ну, допустим, хочу, — сказала Чуб, понимая: несмотря на коробку папирос, ее все же приняли за проститутку — не практикующую, так потенциальную.
«Дикое какое-то время. По их меркам, все наши барышни — проститутки!
Все ходят без шляп и без мужиков.
Все спят с кем попало. И это не мешает им считаться порядочными.
У меня было больше двадцати девяти… Но, по нашим понятиям, я не шлюха. Так, слегка легкомысленная.
За это мы и боролись: за наше право на проституцию?
Феминистки отменили закон, позволяющий держать бордели.
Естественно! Кому он был нужен, если их Коллонтай призывала сделать из мира всеобщий бордель».
— Ты не гляди, что студентик твой с Зоей пошел, — уточнила Мадам, уловив Дашину ноту. — Я барышень своих не неволю. У меня не заведение, а приличное место. Петь умеешь?
«Звездой! — едва не подскочила певица. — Она предлагает мне стать звездой!!!»
— Умею! — задохнулась Землепотрясная. — Я классно пою! И танцую! Я все могу! Я…
Лиловая хмыкнула: мол, все так говорят.
И деловито прошлась по Даше взглядом, прикидывая свои планы на случай, если Даша поет, как все.
— Что ж, девка ты видная, — заключила она, с удовольствием ощупывая хозяйским прищуром Дашин габаритный бюст. — Приходи завтра с утра. Часам эдак к осьми. И не опаздывай. У меня с этим строго, — сменила тон дама. — Я Лелика кликну, — показала лиловая на тапера. — Придешь?
Садист Лелик опять принялся тиранить свое фортепьяно. На сцену опять высыпались барышни и затрясли целлюлитом.
«Коровы!» — опять (и не без удовольствия) подумала Даша и схватила ридикюль.
— Приду! В восемь! Вы не пожалеете! — И помчалась к выходу, позабыв про губастый объект, секс, сифилис, революцию и стоящую на столе папиросницу с «25 ш.».
«Восемь часов… Страшно мало времени!»
Про то, что время стоит, Даша забыла тоже.
— Пришла? — С утра мадам Шленская была в черном и казалась совсем не сахарной. — Ты что ж это, поселиться у меня собралась? Не выйдет. У меня с этим строго.
Землепотрясная впрямь смахивала на переселенку.
Правой рукой она тащила гнутый венский стул, левой — шляпную картонку, под мышкой — пухлый саквояж, в зубах — нотный листок, испещренный пометками от руки.
— Это для номера, — опустив стул и выплюнув лист изо рта, пропыхтела она.
— Ну смотри мне, — на всякий случай пригрозила хозяйка. — Лелик! — крикнула. — Брехов!
К фортепьяно шмыгнул худосочный, юркий субъект, похожий на чахоточного студента, отчисленного за неуплату. Светлые волосы его были взъерошены. На носу криво сидели очки. На расстегнутом воротнике вчерашней рубашки отпечаталась чья-то губная помада.
— Уже нарезался? — отвесила ему Мадам подзатыльник.
— Обижаете, тетенька, — безмятежно мурлыкнул тот. — Зачем? Я еще не протрезвел со вчерашнего.
— За вчерашнее ты мне после ответишь. Ну, — перевела Мадам сердитость на Дашу, — показывай, чего умеешь. Петь что будешь?
— «Не уходи, побудь со мною», романс господина Пойгина, — чинно ответила Чуб. — Только, — склонившись над ощерившимся невеселой ухмылкой клавиш фортепьяно, дебютантка сунула ноты под нос непротрезвевшего Лелика, — тут все расписано. Вначале, силь ва пле[30]
