Стихотворения и поэмы

«Как зовут?»
— «Тараканов… Василий…»
Лес темнеет. Мы идем друг за другом.
Мы молчим — лес молчит, осторожен,
только веткой в лицо ударит упругой.
«Мы пробились!» — говорит мне Сережа.
Час идем, два идем.
                                    Живы, значит.
Три часа.
              «Вася, не отставай.
                                                Ночь какая!
Лес нас выведет,
он укроет,
он спрячет..»
Так иду я, двух друзей окликая.

Рассвет расставил по порядку деревья,
ветки выделил и листвою украсил.
Вася падает.
                       «Эй, Сережа, скорее!
Подымайся… Ну, что с тобой, Вася?»
— «Вы идите, — говорит он с тревогой. —
Я ранен. Всю ночь там лежал с пулеметом.
Вот — в боку».
                        — «Что ж молчал ты дорогой?
Мы тебя понесем».
                            — «Нет, оставьте, чего там.
Вы счастливые, вы придете, быть может…
 Харьков. Рыбная. Двадцать четыре…
                                                                     Тамара…»

Мы несем его.
                           Я иду за Сережей.
Вася бредит, разметавшись от жара.

Тетрадь вторая ВАСЯ

«Ты видишь, Алеша, село на опушке?
Идем туда! Умирает наш Вася.
Молока ему, может, достанем полкружки…
Вася, ты потерпи, не сдавайся…»
— «Никого! — говорю я, выглядывая
                                                                     из-за омета.
Ну, вперед!»
Дом стоит. Входим в сенцы.
Стучимся.
                 «Ну, еще к нам кого там?..
Что вы, что вы, тут же вот они — немцы!
Вон, идут!»
                       Да, идут, это вижу.
Трое по улице прогоняют корову.
«Шнель!» — кричат и подвигаются ближе.
«Уходите подобру-поздорову…»
— «Не успеем уйти. Два дня как не ели!»
— «Ну, в сарай!..»
Улеглись мы на сено.
                                      «Теснее, ребята!»
А лучи золотыми ножами пронизывают щели.
Бабий плач зазвенел за стеною дощатой.
«Хальт!» — кричат. Повалили скотину.
Корова ревет и ревет у сарая.
К нашей стене пододвигаются спины.
Щели потухли, по краям догорая.
Ступая по сену, добираюсь до стенки.
Что за немцы? Разглядеть бы получше.
Кто такие? — Разгляжу хорошенько,
пока другой не представится случай.
Ага, вот стараются над коровой,
закатав рукава.
                                              Я сигналю Сереже:
«Иди-ка сюда. Вон один там, здоровый!»
Ржет сутулый, и сиянье на роже.
Хозяйка стоит молчаливо и прямо.
Мать ее падает на колени — и сразу:
«Пан!» — вскричала.
                                       Вася в сено отпрянул,
у меня не попадает зуб на зуб.
Старуху ногой отшвырнул и рявкнул сутулый.
«Как? „Навозные люди“»,—
                                                перевел я, бледнея.
«Браво, Эгонт!» — немцы ответили гулом.
Я поднялся, чтобы было виднее.
«Видишь?» — шепчет Сережа.
                                                        «Молчите!
Тише, Сережа! Хорошенько вглядись ты.
Эгонт! — запомним, ты наш страшный
                                                                      учитель!..»
Да, так вот они, вот какие фашисты!..

Немцы уехали, и хозяйка
принесла молока нам, поставила молча,
                   хлеба дала.
                                          «Слышишь, Вася, вставай-ка,
поднимайся, будем двигаться ночью».