Стихотворения и поэмы

Тогда я с танка спрыгиваю, как с откоса,
иней стираю с брони — он искрится —
и надпись читаю:
                             «Комсомолец Матросов».
Вот биография, которой можно гордиться!
«Сема, ты слышишь, я был с тобою вместе.
Нам с тобою в боях довелось породниться.
За тебя перед партией отвечаю по чести.
Твоя биография — ею можно гордиться!»

Вот-вот тишина от удивления ахнет.
Дождь линует в косую линейку и мочит.
Танк наш теплом и спокойствием дышит.
«Двадцать пять комсомолу!
                                                  И мне, между прочим,
двадцать пять! — восклицаю я громче. —
Ты слышишь, выхожу я из школы.
Мой комсомольский возраст окончен».
— «Знаешь, хорошо бы быть самим комсомолом!»
— «Почему это, Сема?»
                                                    — «А просто:
мы — всё старше становимся, строже,
а сколько ни живи он, хоть до ста,
всё равно он —
                        Союз молодежи!
И юностью всё равно он украшен,
как флагами на первомайском параде.
И песни также будут на марше,
и молодость в физкультурном наряде.
И праздновать будут столетье
юности белозубой и крепконогой.
Никогда не доведется стареть ей
и вздыхать перед далекой дорогой.
Юность,
                еще не окрепшие руки!
Путешествие дорогою ранней.
Веснушки на щеке у подруги,
вдохновенье комсомольских собраний.
Юность —
                знаменосцем у Первомая!
Сила в неостывающем теле!
Первое „люблю“, задыхаясь,
первый раз в красноармейской шинели!»

Ахнула тишина, раскололась,
наш танк сияет бронированным лоском.
Над рекой Ингулец его орудия голос
раскатывается на тысячи подголосков.
«Сема! — кричу я. —
                                    Я подумал о многом.
За тебя я ручаюсь на огненном поле…»

Мужеству нашему — двигаться с партиен
                                                                                в ногу!
Юности нашей — вечно жить в комсомоле!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Тетрадь четырнадцатая ВРАГИ

«Да читай ты погромче, не слышу ни слова!
сержусь я. —
                         Дальше, на обороте…»
Нехода старается, но ребята все снова
загораются гневом.
                                    «Ребята, постойте!»
— «Нет, ты послушай этого вора!
Черным по белому написано на бумаге,
так и ответил на вопрос прокурора:
„Да, я делал посадки в газваген“».
— «А, этот, что работал у Гесса!»
— «Тише, читаю! —
Мне становится жарко. —
„Продолжение Харьковского процесса.
ТАСС. Утреннее заседание, Харьков…“»

Декабрь осыпается снегом,
и ветер в снежки разыгрался с березой.
Как он замахнулся,
                                 как закрутился с разбега,
остановился, предупрежденный угрозой.
Потом он принимается снова
за беготню.
                 Он играет в пятнашки,
снегом бросил по пути в часового
и мне заглянул за ворот рубашки.
Ему не терпится сделаться бурей,
чтобы устроить карусель снеговую,
но слаб ветерок — немного набедокурив,
свой хвост начинает ловить вкруговую.