Капитализм попросил их: „Спасите, а то попаду под советские танки!..“» Мы идем по улице иностранной. Ветер раскрывает листья у кленов. Березы, обдутые свежестью ранней, застывают вдоль домов изумленных. Прохожие окружают нас тесно. Устремляясь за Неходой плечистым, парень, мой иностранный ровесник, руку поднял и сказал: «Смерть фашистам!» — «Смерть фашистам! — пролетело вдоль улиц. Да здравствует наша свобода! Свобода!» К нам руки и цветы потянулись… «Ты видишь, — говорит мне Нехода. — Люди — всё ближе, и слева и справа». Слезы радости собираются комом. «Слышишь, Алеша, нашей родине — слава! Слава свободе на языке незнакомом…» Родина молодой нашей жизни! Крепки наши светлые узы. Счастье, что мы вернемся к отчизне, здравствовать в Советском Союзе! Возьми обыщи всю планету — не найдешь столько солнца и света. Красивее наших девушек нету, пусть каждая будет солнцем одета! Идут они, гордый шаг отпечатав, без мозолей от деревянных ботинок. О, наши дорогие девчата без химии иностранных блондинок! Отчизна — умытая реками чисто! Травы — сквозь поляны пожара. Родина — в рукавицах танкиста! Родина — в очках сталевара! Да здравствуют дома наши ребята, у станков, на стадионах зеленых! Да здравствует, юным солнцем объято, отечество в свободу влюбленных!.. «Смерть фашизму!» — слышится по окружью. Флаги мира полыхают из окон. Люди в штатском, прижимаясь к оружью, идут за нами в ликованье глубоком. «Вот он, смотрите, — говорю я, — ребята, не тот, что спланирован по заданью банкира для новых войн, шантажа и захвата, вот он — фронт второй — ради мира! Вот он — фронт второй. Вы смотрите: открыт он силой плана иного, помимо замыслов Уолл-стрита и Сити. Открыт он и не закроется снова! Линия фронта между светом и тьмою, между свободой и фашистской неволей. Между миром пролегла и войною, между счастьем и позорною долей. Фронт трудящихся — против стен капитала, он идет между двух противоположных Америк. Он Англию расколол небывало. Он уже высадился на вражеский берег!..» Мы идем по улице иностранной. Ветер раскрывает листья у кленов. Березы, обдутые свежестью ранней, застывают вдоль домов изумленных. Мы идем среди веселого водоворота. Сквозь толпу пробирается парень. «Ребята! — подталкивает к нам в жилетке кого-то. — Вот этот торговец эсэсовца спрятал…» — «Разберитесь вы сами…» Паренек озадачен. А торговец мне на ухо шепчет угрюмо: «Золото есть! Жить начнете богаче, справите сразу по десятку костюмов…» Сема вдруг срывается с места: «Костюмы? А вот он, хотя он измятый, смотри-ка. — Он гимнастерку трясет. — Всем известно, что я самый, самый в мире богатый! Цвет какой! Это цвет России в июле, цвет наших морей, цвет весенней пшеницы.
