Место жизни пустыней безжизненной стало.Встань у ветхих шатров и в немом удивленьеУзнавай их — свои незабвенные тени.Здесь со щек твоих мог собирать я когда-то,Как с душистых лужаек, весны ароматы.Просверкав, ты ушла, как в засушье зарница,Не даруя дождя, не давая напиться.«Да, — был вздох мне в ответ, — здесь под ивою гибкойТы ловил стрелы молний — сверканье улыбки.А теперь на пустых обезлюдевших склонахЖгут, как молнии, гребни камней раскаленных.В чем вина этих мест? Только время виноюВ том, что стало с шатрами, с тобою и мною».И тогда я смирился и стихнул, прощаяБоль мою омертвелому этому краю.И спросил, увидав, что лежат ее землиТам, где ветры скрестились, просторы объемля:«О, поведай, что ветры тебе рассказали?».«Там, — сказала она, — где пустынные дали,Средь бесплодных равнин на песчаниках дикихЕсть шатры нестареющих дев солнцеликих».18О, светлые девы, мелькнувшие сердцу мгновенно!Они мне сияли в пути у Каабы священной.Паломник, бредущий за их ускользающей тенью,Вдохни аромат их, вдохни красоты дуновенье.Во тьме бездорожий мерцает в груди моей пламя.Я путь освещаю горящими их именами.А если бреду в караване их, черною ночьюПолдневное солнце я на небе вижу воочью.Одну из небесных подруг мои песни воспели —О, блеск ослепительный, стройность и гибкость газели!Ничто на земле состязанья не выдержит с нею —Поникнет газель, и звезда устыдится, бледнея.Во лбу ее — солнце, ночь дремлет в косе ее длинной.О солнце и ночь, вы слились в ее образ единый!Я с ней — и в ночи мне сияет светило дневное,А мрак ее кос укрывает от жгучего зноя.19Я откликаюсь каждой птицеНа песню скорби, песню горя.Пока напев тоскливый длится,Душа ему слезами вторит.И порывается, тоскуя,Сказать певице сиротливой:«Ты знаешь ту, кого люблю я?Тебе о ней сказали ивы?».
