повышая голос, стал читать древнее заклинание. Слова, не предназначенные для человеческого горла, с трудом, но без запинок складывались в причудливое заклинание, оживляющее пентаграмму. Капли дождя, проникая сквозь дырявую крышу хижины, капали на голову Климента и стекали по его впалым щекам, но он не замечал этого. Его взгляд был прикован к центру пентаграммы. Там клубился мрак, обретая форму.
Словно кусок темноты стоял напротив него, в центре, очерченном белым мелом. Изменяющийся, вылепленный из первородной мглы, дух хаоса смотрел на него глазами и глубокого старца, и ребенка. Его облик всегда пребывал в движении, он таял и плавился, вырастал и расширялся, не зная границ, сковывающих его. От его взгляда замирало все внутри, словно ты заглянул в окно безвременья, вечно кипящего и затягивающего царства энтропии.
Раздался голос, мягкий и шелестящий, но при этом абсолютно чуждый человеческому слуху.
– Человек… Давно не призывал меня человек… Чего хочешь ты от Хаоса, человечек? Что предложить ты мне можешь?
Дрожащими руками Климент схватил пепел не возродившегося Феникса и протянул духу. Тот даже не взглянул на подношение.
– Не это мне нужно, человечек.
Климент судорожно метнулся к столу и протянул духу глаз ужасного Левиафана. И снова ответом ему было отрицание и смех духа.
Тогда Климент с горечью взял свое самое ценное сокровище – крыло феи и предложил духу. Темнота в центре пентаграммы замерла, на секунду приобретя человеческий облик.
– Это редкость великая, – помолчав минуту, сказал дух, – чтобы добыть ее, требуется время, которого у вашего рода совсем мало. Но не нужно мне это, человечек.
Как будто водопад обрушился на Климента, сковав ледяным безразличием его мысли и тело. Молодой маг стоял, словно превратившись в каменную статую. Вот и все. Он поставил на карту все, что у него было – и проиграл. К чему бежать, жизнь в очередной раз обманула его. Интересно, какой будет смерть? Климент на секунду даже испытал гордость: он умрет не от руки банального духа огня или воды, а от древнего и таинственного духа хаоса.
Но смерть все не приходила. Климент осмелился открыть глаза, и посмотрел на духа. Тот по- прежнему колыхался в пентаграмме, задумчиво глядя на него. Неизвестно, сколько так продолжалось, но, в конце концов, дух молвил:
– Я бесплатно помогу тебе. Но должен ты будешь взамен от меня принять дар. Ты согласен? В том случае, если откажешься ты, я убить тебя вынужден буду.
Чародей стоял, остолбенев. О таком никогда не писали никакие книги. Чтобы дух предлагал дар человеку, еще и помогая ему, не требуя ничего взамен? Это было просто чудом.
Климент поспешил произнести свою часть формулы договора.
– Нет, неправильно, – прошипел дух, – я говорить должен первым. Ведь я предлагаю тебе дар, а соглашаешься ты.
И сам сказал то, что всегда говорили маги. Клименту оставалось только повторить за ним. Как будто, не Климент призывал духа, а дух – его, для каких-то своих целей. Его кольнуло недоброе предчувствие, но он оставил его без внимания – слишком чудесным было его неожиданное спасение. Договор был заключен.
Дух Хаоса скользнул к нему и укрылся в тени его плаща, сам став неотличимым от тени.
Вот и все. Три духа собраны. Больше ни один маг не может удержать при себе.
И Климент, взяв заранее упакованный мешок, вышел за дверь. Больше он не вернется в эту лачугу. Либо смерть в когтях дракона, либо слава и богатство.
Путешествие до брошенной столицы было долгим, через половину королевства. Он миновал загадочные Красные мосты – обиталище духов смерти, просочившихся из своего мира.
Когда-то здесь принял бой и погиб великий Король – воин, защищая свои земли от нашествия глубинных тварей. В страшной сече полегла вся армия, и король, отступив на мост, трое суток сдерживал тварей, рвущихся на плодородные равнины. На исходе третьего дня чудовища, устрашенные его доблестью и силой, отступили, но сам король получил смертельную рану и умер прямо на месте, где принял бой. Прошли сотни лет, но Красные мосты, получившие свое название из-за крови, лившейся здесь сотни лет назад, выдержали испытание временем. Можно было бы считать эту легенду просто красивой сказкой, но раз в пять лет на этих ажурных конструкциях оживали призраки мертвых, на несколько суток погружая окрестности во мрак своего безумного послежизненного веселья. Тогда можно увидеть, на гребне моста, среди сонмищ духов, призрак Короля – воина, неотрывно глядящего на юг, в поисках отступившего врага.
Теперь Мосты охранялись верными и бесстрашными Зелеными стражами, каждые пять лет выдерживающими жестокую битву с мертвецами. Климент миновал их, и прошел через поля белых подсолнухов, где кружатся в своих диких и непредсказуемых танцах оборотни. В ответ на предложения танца он распугивал их желтым огнем. Аромат подсолнухов сводил с ума несчастных оборотней, заставляя танцевать и танцевать, до смерти.
Призвав духа воздуха, он пронесся над рекой Воспоминания и Забвения, где струи памяти и беспамятства слились в один бурлящий зеленый поток. Он обошел стороной Лес живых рук, издали глядя, как деревья с мольбой тянут к нему свои длинные, похожие на корявые сучья, пальцы. В последнюю остановку Климента посетили лунные феи, осыпав его сомнительными комплиментами, как свойственно этому легкомысленному народу. Это было хорошим предзнаменованием.
Наконец его взгляду предстала покинутая, испепеленная столица. Но по-прежнему в центре высоко вздымались шпили королевского дворца, как и в ту ночь, когда дракон обрушился на город. Только сейчас королевский штандарт, обгоревший и изорванный ветром, висел без движения, как сморщенная тряпка. Широко распахнутые городские ворота напоминали зев гигантского чудовища, провал беззубого рта мертвеца, широко разинутого в беззвучном хохоте. Климент стиснул зубы, и, стараясь унять непроизвольную дрожь, вошел в город. Улицы были покрыты толстым слоем серого пепла, похожего на грязный снег. Крупные хлопья кружились, взлетали облачками под ногами, и тут же опадали на мостовую. Сгоревшие остовы деревянных домов контрастировали с почти нетронутыми каменными особняками богатых жителей. Молодой чародей старался держаться в тени уцелевших строений, зная насколько зорки и чутки драконы. Тут и там под покровом пепла виднелись холмики. Климент знал, что они скрывают, и не собирался тревожить вечный покой погибших жителей, обходя могилы стороной. Было безветренно, солнце скрылось за толстым слоем свинцовых облаков, словно навсегда нависших над оставленным городом. В городе царил холод, дыхание вырывалось изо рта маленькими белыми облачками, растворяясь в воздухе.
Вот и центральная площадь. Климент ненадолго остолбенел, услышав знакомое журчание – фонтан все еще работал! Багровые струи вина лениво перекатывались за гранитной балюстрадой, издавая призывный плеск. Видно дух слишком серьезно отнесся к своему договору. Интересно, связано ли это с появлением в городе дракона? Климент оторвал взгляд от работающего фонтана и оглядел площадь.
Здесь не было пепла, и выглядела она не такой запущенной, как городские улицы. Камни мостовой влажно поблескивали, словно недавно прошел дождь или кто-то вымыл их. Климент прошел несколько шагов и остановился, пораженный увиденным. На открывшемся фасаде королевского дворца он увидел страшную картину. Лучшие рыцари королевства, отправившиеся на бой с драконом, висели, пришпиленные к розовым мраморным плитам, словно бабочки в коллекции энтомолога. Климент не мог даже вспомнить, всегда ли мраморные плиты имели такой розовый оттенок, или кровь несчастных жертв дракона так пропитала камни? Сладковатый запах разложения и смерти витал над площадью. С содроганием молодой маг увидел среди рыцарей в полном боевом облачении несколько фигур в традиционных для магов балахонах. Фигуры, прибитые к стене копьями, висели, словно в каком-то подобии странной иерархии: некоторые рыцари и маги располагались выше, а другие почти касались ногами земли. Климент еле справился с желудком, внезапно подкатившим к самому горлу. Как он не побежал со всех ног, в первые же секунды, увидев эту тошнотворную картину, было тайной даже для него самого. Наверное, его ноги просто приросли к мостовой, отказываясь повиноваться своему хозяину. Маг глубоко вздохнул несколько раз, прогоняя дрожь и озноб. Надо идти! «Сейчас или никогда», – убеждал он себя, – «нельзя останавливаться!». Перебрав весь скудный запас воодушевляющих фраз, он, наконец, шагнул вперед.
