— А!… Что же? спросилъ онъ, зная впрочемъ заран?е о чемъ именно хочетъ говорить она.
Она подняла за него свои, все такъ же еще прекрасные, съ ихъ строгою вдумчивостью выраженія, глаза и слегка вздохнула:
— Мы говорили съ тобой объ этомъ въ прошломъ году… Ты тогда очень перем?нилъ твое мн?ніе о Гриш?, посл? этого его несчастнаго amour mal place къ mademoiselle Буйносовъ…
— Ну да, съ какимъ-то бол?зненнымъ оживленіемъ прервалъ ее Борисъ Васильевичъ, — и ты со мной согласилась тогда… Д?ло не въ амур?, безъ этого не обойтись никому въ молодости, а Гриша къ тому же гораздо моложе своихъ л?тъ, — даже не въ предмет? его страсти, а въ безхарактерности, въ тряпичности которую онъ показалъ тутъ…
— Она не хорошая, Борисъ, испорченная, она его нарочно съ ума сводила, привлекала чтобъ отвлечь его отъ насъ; она нашъ домъ терп?ть не могла и рада была возможности сд?лать что-нибудь для васъ непріятное, она знала что мы любимъ Гришу какъ роднаго и что намъ будетъ больно вид?ть…
Борисъ Васильевичъ перебилъ еще разъ:
— А онъ, зная все это лучше ч?мъ она, давалъ себя прельщатъ и водить за носъ, играть собой какъ мальчишкой такой барын? какъ эта, у которой изъ-подъ красоты живаго существа такъ и дышетъ духовною мертвечиной и гнилью. И онъ ничего этого не вид?лъ, не чуялъ, разобрать не могъ, игралъ у вся не стыдясь роль d'amoureux transi… Разв? такого мужа достойна наша Маша!…
И онъ досадливо вздернулъ плечи вверхъ.
— Ахъ, Борисъ, тоскливо промолвила Александра Павловна, — дурныя женщины, къ несчастію, ум?ютъ всегда губить мущинъ, даже самыхъ лучшихъ.
Онъ внезапно смутился, воззрился въ нее быстрымъ, полнымъ тревоги и какой-то острой муки взглядомъ… Но онъ ошибся: она сказала это безъ задней мысли, не намекомъ; да и была ли бы способна на намекъ эта 'голубивая душа'? подумалось ему тутъ же;- у вся просто вырвалось изъ устъ невинное общее м?сто, труизмъ прописной сентенціи… Но въ душевномъ сознаніи ея мужа воспрянула опять при этомъ память прошлаго, живое представленіе т?хъ дней когда и онъ шелъ на такую 'гибель', уносимый водоворотомъ безсмысленной страсти…
— И не дурныя губятъ, глухо проговорилъ онъ, — поддайся только челов?къ на искушеніе…
Онъ еще разъ пристально вперилъ глаза на св?тлый съ тихою озабоченностью въ чертахъ обликъ жены… В?ки его судорожно моргнули:
— Ты это сама по опыту знаешь, Саша… Неужели не боишься ты того же для твоей дочери?…
Она побл?дн?ла вся вдругъ, вскинула въ свою очередь съ выраженіемъ чуть не испуга глаза на мужа… Въ первый разъ посл? шестнадцати л?тъ, посл? той ночи когда онъ, раненый, въ томъ жидовскомъ м?стечк? Царства Польскаго, просилъ ее 'простить ему', напоминалъ онъ ей o прошломъ, о томъ близкомъ ей и роковомъ существ? съ ея русалочьими зелеными глазами, исчезнувшемъ завсегда подъ мрачными сводами католическаго монастыря, которое д?йствительно чуть не на в?къ погубило ея счастье…
— Борисъ, къ чему ты это вспомнилъ! вскликнула она тревожно, — все это давно минуло… Ты настрадался тогда еще бол?е ч?мъ я…
Его точно что-то вдругъ подхватило, понесло. Онъ схватилъ руки жены, прижимаясь къ ихъ ладонямъ горячими устами:
— Ты — ангелъ, другъ мой, ты — вся любовь и прощенье… Но такова ли Маша, простила ли бы она въ подобномъ случа?, пронесла ли бы она какъ ты сквозь испытанія свою чистоту душевную?
— Маша, повторила Александра Павловна и задумалась. — Маша въ тебя, Борисъ, промолвила она чрезъ мигъ съ тихою улыбкой:- она будетъ всегда голова dans son menage.
Троекуровъ утвердительно кивнулъ:
— Да, она сильна духомъ, она знаетъ чего хочетъ… Но есть ли это залогъ счастья для нея — и, напротивъ, не будетъ ли для вся в?чный источникъ душевной тоски въ томъ что будетъ она сознавать в?чно превосходство свое надъ мужемъ?
— Ахъ, не знаю, Борисъ, тоскливо проговорила Александра Павловна, — я была бы несчастная еслибы со мною такъ было… Но она знаетъ какой онъ, и все-таки любитъ его.
— Гришу? произнесъ машинально Борисъ Васильевичъ;- она теб? говорила?
— Н?тъ, но я чувствую… Я впрочемъ ошибаюсь можетъ-быть: она привыкла къ нему съ д?тства какъ къ брату, какъ къ Вас?… Но мн? кажется… я вчера съ той минуты какъ онъ вернулся наблюдала за нею и потомъ спрашивала.
Она передала разговоръ съ дочерью наканун? вечера.
— Ты умн?е меня, Борисъ, заключила она, — разсуди самъ какъ это понимать. Какъ ты скажешь, такъ и надо будетъ д?йствовать.
— Ахъ, пожалуста не говори ты мн? про мой умъ! какимъ-то пылкимъ взрывомъ вырвалось на это нежданно въ отв?тъ у Троекурова:- у насъ, кажется, съ тобою до сихъ поръ существуетъ какое-то недоразум?ніе на этотъ счетъ. Умъ мой гроша не стоитъ сравнительно съ т?мъ что подсказываетъ теб? инстинктъ твоего сердца. Его будемъ слушаться, а не того чего въ силахъ я достигнуть холоднымъ соображеніемъ разсудка… Ты пойми это, другъ мой, пойми, и в?рь въ себя больше, какъ я въ тебя в?рю! заключилъ онъ, завлад?вая опять ея н?жными руками и глядя любовно въ самую глубь ея вишневыхъ зрачковъ.
Все ея лицо зард?лось румянцемъ; на р?сницахъ заискрились блестки слезъ… Она высвободила свои руки и закинула ихъ за шею мужа:
— Борисъ, милый мой!..
Она чувствовала: это было нежданное, внезапное разр?шеніе того чего-то что стояло между ниши въ теченіе столькихъ л?тъ, колючаго, необъясненнаго… Ледъ прорвался и свободная волна дов?рія и счастья охватывала ихъ обоихъ теперь въ свои живительныя объятія.
— Умъ, все умъ, повторялъ Троекуровъ, выговаривая въ слухъ наплывавшія къ нему въ голову сп?шно и безпорядочно мысли, — безплодныя потуги времени потерявшаго в?ру во все иное… И въ которомъ именно мен?е всего видно этого ума которому вс?мъ жертвуется, горько улыбнулся онъ. — Старая в?чная правда не изъ ума вышла, а изъ того вотъ что ты душой своей понимаешь…
Онъ въ свою очередь ухватилъ голову Анны об?ими руками, приникъ къ ея лбу кр?пкимъ поц?луемъ, всталъ, словно пріободренный весь, отряхнувшійся отъ какого-то тяжкаго, назойливаго бремени отягощавшаго его.
— Ты права, заговорилъ онъ снова расхаживая по комнат?:- Маша жизнью своей съ самаго д?тства приготовлена къ тому чтобы любить его, да и мы сами съ тобою вид?ли въ немъ давно будущаго ей мужа. Не опрометчивы ли мы были въ этомъ случа?, не знаю…
— Онъ все же добрый, благородный, честный, Борисъ, посп?шила сказать Александра Павловна, — и любитъ насъ, особенно тебя, avec fanatisme…
— Да, и я знаю что по крайней м?р? то что создано мною зд?сь, во Вс?хсвятскомъ, я могу передать ему посл? моей смерти съ полною ув?ренностію что онъ будетъ продолжать его, какъ говорится, свято и ненарушимо, между т?мъ какъ Вася…
Онъ не договорилъ и, сжавъ какъ бы бол?заенно брови, уставился взглядомъ куда-то въ окно.
— О Вас? я хочу съ тобой особо какъ-нибудь переговорить, а теперь вотъ что, я первая, какъ ты видишь, je tiens a Гриша, сказала Троекурова, — но я также очень хорошо понимаю его недостатки… И опять то еще что Маша кром? него никакого молодаго челов?ка, можно сказать, не вид?ла, она своего сердца еще не испытала… Не думаю, признаться, но она можетъ какъ-нибудь встр?титься съ другимъ который ей больше понравится.
— Не въ род? ли этого п?вца который у насъ былъ вчера съ гитарой? засм?ялся за это Борисъ Васильевичъ.
Засм?ялась и Александра Павловна:
— Н?тъ, Маша а trop bon gout pour cela…
— Или этотъ другой вербный херувимъ изъ петербургскаго департамента, продолжалъ шутить онъ, — который рапортовалъ вамъ вчера обо вс?хъ Александровскихъ кавалерахъ состоящихъ въ числ? его знакомыхъ?
— Ну, этотъ и не думаетъ, кажется…
Троекуровъ иронически усм?хнулся:
