Она подняла голову на большіе часы башенки, возвышавшейся надъ фронтономъ дома.
— Чрезъ часъ и двадцать пять минутъ;- а что?
— Такъ, я спрашиваю…
— Pour passer le temps?
— А до того времени что вы полагаете съ собой д?лать?
Она лукаво прищурилась на него.
— Другими словами, вы желаете, чтобъ этимъ еще свободнымъ моимъ временемъ я пожертвовала вамъ?
Голосъ у него чуть-чуть дрогнулъ.
— А съ вашей стороны это будетъ 'жертва?'
— Смотря какъ! Если вы об?щаете мн? быть большимъ умникомъ…
— А по-вашему что подъ этимъ понимается?
Они, между т?мъ, какъ бы безотчетно спустившись съ крылечныхъ ступенекъ, медленно шли бокъ-о- бокъ мимо фасада дома, направляясь къ калитк? сада, откуда за н?сколько минутъ предъ этимъ вб?жали въ гостиную посл? прогулки въ самой глуби его за р?чкой, гд? Маша, въ какомъ-то внезапно налет?вшемъ на нее капризномъ настроеніи духа, молча набирала роившіеся въ изобиліи подъ старыми кленами благоухающіе цв?ты, изъ которыхъ 'ни одного', какъ мы уже знаемъ, не хот?ла отдать Гриш?, отв?чая на его просьбы объ этомъ, что онъ 'самъ нарвать можетъ, а не сентиментальничать по-н?мецки'. Въ настоящую минуту настроеніе это, казалось ему, 'усп?ло соскочить съ нея: '; но онъ д?лалъ видъ, что ничего не зам?чаетъ, и только поглядывалъ на нее осторожно избока, стараясь угадать, о чемъ именно думала она въ этотъ мигъ.
Но она молчала, оставивъ его вопросъ безъ отв?та, и шла дальше, опустивъ глаза и вертя около губъ сорванную ею мимоходомъ в?точку сирени.
Они вошли въ садъ подъ густолиственную с?нь старыхъ, тихо шелестевшихъ липъ.
Она вдругъ остановилась, обернулась на него и зорко глянула ему въ лицо.
— Вы не ожидали увид?ть эту даму? спросила она быстро, какъ бы обрывая.
— Н?тъ, н?сколько озадаченно отв?тилъ онъ, хотя еще только сейчасъ на крыльц? говорилъ себ? мысленно, что у нея съ нимъ будетъ непрем?нно разговоръ 'объ этомъ'.
— И что же вы, ничего?
— То-есть что именно? усм?хнулся онъ нарочно.
— Сердце не ёкнуло?
Онъ пожалъ плечомъ:
— Вы опять за то же!…
— Не нравится 'тревожить язвы старыхъ ранъ'… У кого, бишь, это сказано, не помните?
— Не помню.
Она покачала головой и засм?ялась:
— Разгн?вались!… Какъ вамъ это не идетъ, если бы вы знали!…
— Н?тъ, послушайте, Маша… Марья Борисовна, счелъ онъ почему-то нужнымъ поправиться, — пора наконецъ этому положить конецъ. Неужели ничего другаго не им?емъ мы сказать другъ другу?… Неужели, поправился онъ опять, — почитаете вы своею непрем?нною обязанностью донимать меня этимъ в?чнымъ напоминаніемъ о томъ, что давно прошло, сгинуло, стаяло, какъ прошлогодній сн?гъ…
— Такъ-ли? протянула, перебивая его, д?вушка;- послушайте, Гриша, заговорила она в?ско, какъ бы обдумывая каждое свое слово, — вы слышали, сейчасъ она говорила: сестра ея вернулась, та, ваша прежняя; ни можете опять съ нею встр?титься, она васъ опять… завертитъ, вы такой… безпомощный!
— Да что-жь это за мука, Господи! вскликнулъ онъ тоскливо, — за кого же вы меня наконецъ принимаете!…
— Я это не для себя говорю, т?мъ же в?скимъ тономъ возразила она;- еслибъ это случилось, вы знаете, вы бы совс?мъ уже пропали въ глазахъ papa, да и maman тоже; вы знаете, что и теперь… Я не знаю, какъ это сказать по-русски: il y a hesitation chez eux…
Гриша схватилъ ее за об? руки: онъ загор?лся весь, глаза его блистали:
— А у васъ, Маша, у васъ, говорите, ради Бога! У васъ этой hesitation, этого колебанія н?тъ, вы в?рите въ меня?
В?ки ея судорожно моргнули. Она не отняла рукъ своихъ и въ свою очередь глянула ему прямо въ глаза:
— Меня заслужить надо, Гриша, это вы поймите, проговорила она съ какимъ-то страннымъ см?шеніемъ гордости и н?жности въ звук? дрогнувшаго голоса и обернулась, вся заал?въ…
Больной угасалъ съ каждымъ днемъ. Онъ говорилъ все р?же, все медленн?е, все съ большимъ усиліемъ. Онъ зачастую задыхался, такъ что съ мгновенія на мгновеніе можно было ожидать посл?дняго. Докторъ ?ирсовъ уже не отходилъ отъ него и не допускалъ бол?е 'собираться гуртомъ' вокругъ его постели: 'ему и такъ мало воздуху', говорилъ онъ. Кислородъ, который давали вдыхать страдальцу, уже не облегчалъ его, какъ прежде. 'Атрофія нервовъ', объяснялъ сквозь зубы Николай Ивановичъ… Уже былъ священникъ: испов?далъ и причастилъ его… Глубокое уныніе завлад?ло вс?мъ домомъ: господа и люди равно скорб?ли сердцемъ о 'святомъ старичк?', какъ называла его Анфиса Дмитріевна.
И вотъ минута настала. Утромъ, въ десятомъ часу, въ столовой только собрались въ первому завтраку, посп?шно вошла въ нее заплаканная ?ирсова со словами: 'Пожалуйте, желаетъ вид?ть вс?хъ'.
Вс? вскочили съ м?стъ.
— Отходитъ? еле слышно, побл?дн?въ какъ полотно, проговорилъ Павелъ Григорьевичъ… Ноги его подвернулись отъ внезапной слабости, и онъ опять упалъ въ свое кресло.
Сынъ и сид?вшій подл? него учитель Молотковъ кинулись къ нему.
— Ничего, ничего, усиленно пролепеталъ онъ, стараясь улыбнуться и приподымаясь опять при ихъ помощи.
Они взяли его подъ руки.
— Спасибо, самъ пойду, говорилъ, бодрясь, старый морякъ, и зашагалъ за выб?жавшею уже изъ столовой семьей Троекуровыхъ; но Гриша чувствовалъ, какъ тяжело опиралась на его локоть рука отца и съ какимъ зам?тнымъ трудомъ передвигалъ онъ дрожавшія отъ волненія ноги. 'Господи, неужели и онъ…' пронеслось съ ужасомъ въ мысли молодаго челов?ка.
Умирающій лежалъ, или, в?рн?е, сид?лъ въ своей постели, съ горой подушекъ за спиной, на верхней изъ нихъ покоилась, слегка завалившись назадъ, его большая, худая голова съ широко открытыми глазами, словно въ какомъ-то пушистомъ облав? облегавшихъ ее какъ сн?гъ б?лыхъ, длинныхъ и все еще кудрявившихся волосъ. На лиц? скрывалось изнеможеніе, не мука. Потухавшій взглядъ направленъ былъ на приходившуюся прямо противъ его кровати дверь, изъ которой, притаивъ дыханіе, съ т?мъ чувствомъ растерянности и неловкости, которое овлад?ваетъ людьми въ этихъ случаяхъ, входили одинъ за другимъ друзья его проститься съ нимъ нав?ки…
Николай Ивановичъ ?ирсовъ, сумрачный и важный, какимъ еще никогда не видали его, держалъ пуль-съ у кисти безжизненно лежавшей на б?ломъ пикейномъ од?ял? руки его, не отрываясь глазами въ то же время отъ стр?лки дорожныхъ бронзовыхъ часовъ въ футляр?, стоявшихъ на столик? по другой сторон?
