Но въ это время вышелъ къ нему изъ кабинета самъ хозяинъ, держа св?чу надъ головой:
— А, это вы… Я никакъ не могъ понять… Что-жь это вы прямо себя не назвали?
— Да у васъ тутъ швейцаръ такимъ лютымъ глядитъ, будто на мазурика какого, пускать даже не хот?лъ. Можетъ, подумалъ я себ?, вы чего опасаетесь, такъ я для в?рности вашу же карточку послалъ.
Мурзинъ сожмурился съ видимымъ неудовольствіемъ:
— Опасаться мн? нечего, пропустилъ онъ сквозь зубы. — А къ чему вы это приписали 'отъ Бобруйскаго'? быстро спросилъ онъ тутъ же.
— А оттого написалъ, что прі?халъ нарочно изъ села поговорить объ этомъ съ вами.
Тотъ внимательно глянулъ на него своими холодными, бл?дно-голубыми глазами и, указавъ ему на кабинетъ:
— Войдите пожалуйста, медленно выговорилъ онъ.
Онъ пропустилъ его впередъ и, затворивъ за собою дверь, спустилъ об? половинки вис?вшихъ надъ нею занав?сей.
Гость ус?лся, по его н?мому приглашенію, въ кресл?, стоявшемъ близъ письменнаго стола, покрытаго всякимъ печатнымъ и рукописнымъ матеріаломъ. Самъ хозяинъ опустился въ свое рабочее кресло съ деревяннымъ сид?ньемъ и спинкой и, наклонясь быстрымъ движеніемъ къ гостю, спросилъ полушопотомъ:
— Гд? онъ теперь, во-первыхъ?
— Въ острог? сидитъ, быстро прошепталъ тотъ въ свою очередь.
— Во… Бобруйскій? тутъ же поправился спрашивавшій, и его какъ бы застывшіе обычно глаза мгновенно блеснули, и широко раскрылись. — Давно?
— Вчера взяли.
— Гд?, какъ случилось? спрашивалъ Мурзинъ, проводя себ? рукой по лицу съ видимымъ нам?реніемъ не дать зам?тить охватившаго его волненія:- говорите!
— Что самъ знаю, то и вамъ передамъ, отв?тилъ, поводя плечами, Степанъ Акимовичъ, стараясь тоже казаться совершенно спокойнымъ, между т?мъ какъ глаза его тревожно допрашивали лицо собес?дника, стараясь угадать по выраженію его, насколько д?йствительно грозилъ имъ обоимъ опасностью арестъ 'этого челов?ка'.
Мурзинъ внимательно выслушалъ его разсказъ. Онъ только слегка поморщился опять, когда Степанъ Акимовичъ счелъ нужнымъ повиниться ему въ томъ, что произнесъ его имя при представленіи Бобруйскаго своимъ гостямъ — 'для авторитета', объяснялъ онъ, 'потому безъ того, съ какой стороны было мн? рекомендовать сего неизв?стнаго', — но не обратилъ видимо на это особаго вниманія, весь поглощенный важностью самаго факта.
— Онъ арестованъ незаконно! воскликнулъ Мурзинъ, когда Троженковъ кончилъ: — исправникъ не въ прав? былъ motu proprio взять его безъ предварительнаго соглашенія съ судебнымъ сл?дователемъ… и въ данномъ случа? съ у?зднымъ жандармскимъ начальникомъ, присовокупилъ онъ съ брезгливою гримасой, — такъ какъ предполагается тутъ, разум?ется, политическое, а не какое-либо иное злое д?яніе. Онъ можетъ быть тотчасъ же освобожденъ на основаніи этого прокурорскимъ надзоромъ.
— И я то самое въ голов? держалъ, закивалъ одобрительно Степанъ Акимовичъ: — колибъ умница нашъ, Семенъ Семеновичъ Тарахъ-Таращанскій, товарищъ прокурора, былъ сейчасъ въ город?, я-бъ и къ вамъ сюда не прі?халъ, потому онъ сего небога сейчасъ выпустилъ бы; я знаю… онъ ихъ вс?хъ, бисовыхъ д?тей, становыхъ да исправниковъ якъ чортъ ладону не терпитъ.
— Онъ теперь въ Москв? и въ эту минуту даже винтитъ въ клуб?, сказалъ Мурзинъ, подымая глаза на стоявшіе у него на стол? часы: — можно было бы сейчасъ его повидать, промолвилъ онъ, какъ бы соображая.
— Доброе д?ло! закивалъ опять Троженковъ, примолкъ на мигъ, а зат?мъ:
— Время только теперича очень скверное, вздохнулъ онъ вдругъ, — самое жандармское; можетъ, онъ и не р?шится теперь, а?
И маленькіе глаза его такъ и впились въ лицо собес?дника.
Та же мысль очевидно копошилась въ это время и въ мозгу Мурзина. Онъ весь какъ бы ушелъ въ себя; острые б?лые зубы его нервно покусывали поджавшіяся губы, недвижные зрачки не отрывались отъ т?хъ же часовъ, на которые устремились они за минуту предъ т?мъ.
Такъ прошло еще н?сколько мгновеній.
— А дать его увезти въ Петербургъ нельзя… Нельзя, повторилъ онъ какъ-то странно в?ско.
— Нельзя? повторилъ за нимъ вопросительно и гость, впиваясь въ него опять глазами.
— Н?тъ… Челов?къ нужный, отв?тилъ тотъ какъ бы про себя, все такъ же не отводя глазъ отъ часовъ.
Троженковъ пододвинулся къ нему съ кресломъ на самое близкое разстояніе и выговорилъ таинственно:
— Изъ главныхъ онъ, а?
Мурзинъ, словно пробужденный внезапно ото сна, встряхнулъ головой и обернулъ ее въ сторону гостя:
— Что это вы спрашиваете?… И кто-жь его знаетъ: главный онъ, или не главный?… И на что онъ главный? Пустой это разговоръ только, извините! уронилъ онъ досадливо и пожалъ плечами.
— Такъ вы-жь сами говорите, возразилъ н?сколько обиженно Троженковъ, — что нельзя его дать на съ?деніе жандармамъ.
— Ну да, говорю; гр?шно давать губить людей способныхъ, преданныхъ д?лу, на которыхъ партія прогресса можетъ возлагать твердыя надежды и…
Онъ вдругъ разомъ оборвалъ и закусилъ губу.
— А онъ же погибнетъ, когда Тарахъ не выпуститъ его сейчасъ изъ острога, ядовито выговорилъ Степанъ Акимовичъ.
Мурзинъ обернулся на него теперь уже вс?мъ т?ломъ и проговорилъ, словно отчеканивая:
— А въ такомъ случа? придется в?роятно его оттуда вызволить.
Троженковъ какъ-то невольно откинулся на спинку своего кресла.
— Кто-жь это его 'вызволять' будетъ? машинально выговорилъ онъ.
— Не знаю… Вамъ, можетъ быть, поручатъ.
— Мн?? А не дай Боже! привскочилъ онъ даже на своемъ м?ст?.
— Вы были бы не одни, конечно, еслибъ это потребовалось, т?мъ же медлительно в?скимъ тономъ молвилъ на это Мурзинъ, — но сод?йствіе ваше, какъ челов?ка, хорошо знакомаго съ м?стностью и им?ющаго тамъ нужныя отношенія, признаютъ, можетъ быть, необходимымъ.
Степанъ Акимовичъ и руками замахалъ:
— А ну ихъ вс?хъ!
— Не захотите, протянулъ Мурзинъ, — такъ такъ и скажете; ваше д?ло… Разум?ется, примолвилъ онъ зат?мъ такимъ тономъ, отъ котораго у Троженкова проб?жала мгновенно дрожь по спин?,- принимая уже на себя и всю отв?тственность за т? посл?дствія, которыя можетъ повлечь вашъ отказъ.
'Зар?жутъ, отравятъ, с?рною кислотой обольютъ!' проносилось въ перепуганномъ мозгу Степана Акимовича…
— Подумайте, залепеталъ онъ, — какъ же это я… никогда еще такой активной роли не приходилось мн? играть…
— Потому что до сихъ поръ не им?лось въ васъ нужды. Но никто, принадлежащій къ изв?стному… лагерю, выговорилъ, какъ бы затруднившись на мигъ найти подлежащее выраженіе; Мурзинъ, — никто не въ прав? отказать въ личномъ своемъ сод?йствіи, когда этого требуютъ общія ц?ли.
— Общія ц?ли, повторилъ, заикаясь отъ волненія, Троженковъ:- я, конечно, сочувствовалъ всегда, и не отказывалъ… У Герцена еще корреспондентомъ былъ, не страшился никого…
Собес?дникъ его усм?хнулся пренебрежительною улыбкой:
— Ну, д?ло-то теперь посерьезн?е выходитъ, ч?мъ въ розовую эпоху Герцена. В?дь вы идилліи съ нимъ разводили въ т? дни; это младенческое состояніе мысли давно пережито русскимъ… освободительнымъ движеніемъ, договорилъ онъ, опять пріостановившись на мигъ на выбор? соотв?тствующаго прилагательнаго.
