— Я до вашихъ тайнъ никогда допущенъ не былъ, не знаю; отозвался на это Степанъ Акимовичъ.
Мурзинъ погляд?лъ на него недовольнымъ взглядомъ, точно такъ же, какъ н?сколько часовъ тому назадъ гляд?лъ самъ Степанъ Акимовичъ на пріятеля своего Свищова, когда тотъ назвалъ Бобруйскаго ему 'своимъ', и отв?тилъ ему почти такими же словами:
— Отчего же до моихъ, и какія такія тайны вы предполагаете? Я, какъ и вс? сочувствующіе иде? прогрессивнаго движенія, служу ей и борцамъ за нее, насколько позволяетъ мн? это мое общественное, не только легальное, но и служебное положеніе, подчеркнулъ онъ, — а про т? какія-то особенныя 'тайны', на которыя вы почему-то намекаете, я ничего не знаю.
— Такъ все-жь больше, ч?мъ я, знаете, уже съ н?которою ядовитостью возразилъ Троженковъ.
Тотъ чуть-чуть усм?хнулся опять.
— Немногимъ, можетъ быть, больше. Ступеней много на этой л?стниц?, до верху не добраться, вырвалось у него какъ бы невольно.
Но Степанъ Акимовичъ чутьемъ почуялъ, что загадочность этихъ словъ была нам?ренна и им?ла въ виду произвести на него наибольшее впечатл?ніе, а вм?ст? съ т?мъ что это впечатл?ніе и произведено на него д?йствительно, и что его тутъ же объялъ опять какой-то неотразимый терроръ этой незримой, но безконечно вверхъ тянущейся 'л?стницы', съ одной изъ 'ступеней' которой, можетъ быть, ему изр?чена гибель за ослушаніе… 'Убьютъ, какъ пить дадутъ', пронеслось у него опять въ мысли…
— Такъ вотъ что-съ, заговорилъ посл? н?котораго молчанія Мурзинъ:- не придумаетъ-ли онъ самъ средства уйти… Челов?къ онъ находчивый, прибавилъ Мурзинъ, которому, очевидно для Степана Акимовича, былъ хорошо изв?стенъ 'челов?къ', со своей стороны говорившій ему, Троженкову, что онъ Мурзина 'никогда не видалъ'.
— А кто-жь его знаетъ, можетъ, и придумаетъ, я про то ничего не могу сказать.
— А передать ему туда записку можете?
— Передать…
— Ну да, уже нетерп?ливо проговорилъ Мурзинъ:- и въ центральныхъ тюрьмахъ съ ихъ инквизиторскимъ надзоромъ находятъ средство, а не то что въ какомъ-нибудь первобытномъ у?здномъ острог?… И не такую даже простую вещь, записку, а всякій инструментъ, нужный для данной ц?ли, отчеканилъ онъ въ заключеніе.
Степанъ Акимовичъ громко вздохнулъ:
— Постараюсь.
— Н?тъ, ужь вы пожалуйста такъ не говорите, — это должно быть сд?лано.
И отъ 'грознаго, какъ блекъ кинжала', показалось Троженкову, звука этихъ словъ проб?жала у него опять дрожь по спин?.
— Хорошо, исполню, промолвилъ онъ чуть слышно.
Хозяинъ поднялся со своего м?ста.
— Я попрошу васъ подождать меня зд?сь н?сколько. Не поскучайте, примолвилъ онъ уже съ любезною улыбкой: — вотъ тутъ лежитъ посл?дній нумеръ Глашатая Европы: прочтите тамъ во 'внутреннемъ обозр?ніи' очень бойкую выходку противъ нашихъ московскихъ генераловъ отъ обскурантизма.
Онъ направился къ маленькой, незам?ченной до сихъ поръ его гостемъ, оклеенной обоями двери, ведшей изъ кабинета въ его спальню — довольно большую комнату, служившую ему? повидимому, другимъ, интимнымъ, кабинетомъ, судя по заваленному бумагами столу, стоявшему у ст?ны, противоположной той, у которой видн?лась кровать, покрытая большимъ вязанымъ од?яломъ, падавшимъ до полу.
За этимъ столомъ, опершись локтями о покрывавшее его сукно и уронивъ голову въ ладони, сид?ла молодая женщина, наклонившись надъ лежавшимъ предъ ней выр?заннымъ изъ какой-то газеты и слегка уже пожелт?вшимъ отъ времени печатнымъ столбцомъ, рядомъ съ какимъ-то письмомъ.
Она такъ была погружена въ чтеніе или въ свои мысли, что не повернулась, очевидно не слыхавъ, на шумъ шаговъ вошедшаго Мурзина.
Онъ стоялъ теперь у самаго стола и съ мягкою усм?шкой спрашивалъ ее тихо и ласково:
— Что, разобрали, Лидія Петровна?
Она вздрогнула вся, откинулась назадъ и какъ бы испуганно подняла на него свои темные, красиваго очерка глаза, казавшіеся особенно большими и блестящими отъ худобы и бл?дности ея красиваго, глубоко- печальнаго лица.
— Да, разобрала, произнесла она трепещущимъ голосомъ.
— Что же?
— Говорится, что назначено собираться въ Липецк? и когда… Больше ничего, прибавила она съ какимъ-то изнеможеніемъ.
— Ничего больше и не нужно, одобрительно завивалъ онъ:- въ Липецк? — хорошо, м?сто центральное… Можете вы мн? сд?лать удовольствіе, дитя мое?
Она, не отв?чая, подняла только опять на него свои печальные глаза.
— Надо т?мъ же шифромъ передать это св?д?ніе въ записк?.. къ одной личности, и прибавить въ этому сл?дующія слова: 'Можете-ли б?жать сами, или нужна помощь, изв?стите'.
Д?вушка (читатель, не сомн?ваемся, узналъ въ ней ту Лидію Петровну Курсакову, съ которой онъ им?лъ уже случай встр?титься у Харитонія въ Огородникахъ, въ дом? Лизаветы Ивановны Ср?тенской,) все также молча взяла крошечный листикъ почтовой бумаги изъ стоявшаго на стол? картона и принялась писать, вскидывая отъ времени до времени глаза на печатный столбецъ, заключавшій въ себ?, надо было полагать, ключъ въ т?мъ непонятнымъ для обыкновеннаго смертнаго строкамъ, которыя выписывала она на этомъ листк?.
— Спасибо, сказалъ Мурзинъ, принимая его изъ протянувшейся къ нему руки, когда она кончила, и н?жно тутъ же пожимая эту руку. — Что, устали? спросилъ онъ, внимательно глядя ей въ лицо.
— Н?тъ, слабо выговорила она, высвобождая пальцы свои изъ-подъ его губъ и проводя ими медленнымъ движеніемъ по лбу.
Онъ наклонился къ ней съ улыбкой, плохо скрывавшею досадливое выраженіе, сказывавшееся въ его надвинувшихся бровяхъ:
— Упреки сов?сти опять!
Она не отв?чала.
— Я, видно, безсиленъ успокоить ваши внутреннія возмущенія… И противъ чего, подумайте! Противъ того святаго д?ла, которому вы служите! тономъ упрека промолвилъ онъ.
— 'Святаго'! повторила она глухо, какимъ-то надтреснутымъ звукомъ.
Лицо его потемн?ло:
— Вы его можете всегда оставить, вы знаете, вы нич?мъ не связаны, холодно уронилъ онъ.
Она быстро, страстно вскинула на него глаза:
— И тогда что же… кончено? зазвен?лъ, обрываясь, ея голосъ.
Онъ пожалъ плечами:
— Разъ порвано будетъ то существенное, что связывало насъ, остальное исчезаетъ само собою.
Она закрыла себ? лицо руками и припала ими въ столу. Плечи ея, спина вздрагивали отъ прорывавшихся у нея изъ груди рыданій.
Мурзинъ гляд?лъ на нее, опустивъ голову и нервно покусывая губу. Но ни единаго слова не почелъ нужнымъ выговорить въ успокоеніе б?днаго созданія.
Такъ прошло н?сколько мгновеній.
— Виноватъ, Лидія Петровна, сказалъ онъ наконецъ, отыскивая глазами картонъ на стол? и вынимая оттуда обложку, въ которую вложилъ взятый у нея листикъ бумаги:- у меня тамъ въ кабинет? пос?титель ждетъ эту записку; я пойду…
Она быстро откинулась отъ стола и повела кругомъ себя растеряннымъ взглядомъ:
— Который часъ? вскрикнула она какъ съ-просонковъ.
Мурзинъ вынулъ часы изъ кармана.
— Половина дв?надцатаго.
— Ахъ, Боже мой, — она вскочила съ м?ста, — дома что подумаютъ! Я отпросилась къ одной
