же в?чно русскія даны выискивать именно такихъ наставниковъ для своихъ д?тей!
— Не извиняйтесь, Борисъ Васильевичъ, вскликнула она бол?зненно, — меня не мало мучитъ эта мысль! Я ее знаю, эту даму, служила у нея подъ начальствомъ въ госпитал? за Дунаемъ; ее зовутъ графиня Елена Александровна Драхенбергъ. Вы ее, можетъ быть, также знаете?
— Графиня Драхенбергъ? Конечно знаю и постоянно встр?чался съ нею въ прошломъ году за границей… Да я, должно быть, и вашего брата въ такомъ случа? вид?лъ, вспомнилось мгновенно Троекурову: — на площади св. Марка, однажды вечеромъ, въ тотъ самый день, когда получено тамъ было изв?стіе о смерти Мезенцова, сид?лъ за нею одинъ б?локурый, красивой наружности молодой челов?къ…
— Это былъ онъ, нав?рное, Володя, братъ мой.
— И онъ еще тутъ зат?ялъ съ пріятелемъ моимъ Пужбольскимъ разсужденіе о томъ, что правительство въ Россіи не въ силахъ справиться съ революціоннымъ движеніемъ. А эта барыня видимо сочувствовала ему, одобрительно кивала и вскрикивала 'браво'! Но, усм?хнулся Борисъ Васильевичъ, — мн? приходится еще разъ просить у васъ извиненія: мн? представилось въ то время, что этотъ красивый ораторъ состоялъ при ней далеко не на скромномъ положеніи учителя ея сына.
Бол?зненное чувство сказалось еще разъ на лиц? Лариной. Она нервно провела по немъ рукой:
— Ахъ, не говорите!… Я не могу этого не сознавать, и это гложетъ меня. Я ему писала именно въ виду этого… Мой beau frere, онъ истинно добрый челов?къ, хот?лъ было его устроить тамъ по моей просьб?, найти ему м?сто по торговл?… Но онъ не хочетъ принять, онъ пишетъ мн?, что ушелъ изъ Россіи не для того, чтобы набивать себ? карманы, а чтобы служить все тому же своему д?лу…
— И весьма в?роятно, служитъ ему д?йствительно, промолвилъ раздумчиво Борисъ Васильевичъ: — эта его рыжая барыня очень богата, а революціи нужны деньги… Такъ вотъ это самое письмо съ отказомъ вашего брата, обратился онъ снова къ первоначальному предмету ихъ разговора, — и приходилъ къ вамъ въ Юрьево передать этотъ Бобруйскій… Бобруйскій, само собою, не его настоящая фамилія.
— Н?тъ! в?ско произнесла Ларина.
— А настоящую вы знаете?
— Знаю, по крайней м?р?, прозвище, подъ которымъ онъ изв?стенъ былъ брату Волод?, когда въ Москв? — Володя тогда вольнослушателемъ въ университетъ ходилъ, — онъ бывалъ у него, и я его вид?ла тогда, разговаривала даже съ нимъ… Я в?дь тогда тоже, Борисъ Васильевичъ, мечтала о переустройств? общественнаго зданія, договорила Настасья Дмитріевна съ какою-то полувиноватою, полусмущенною улыбкой.
Что-то милое, чистосердечное и просящее сказывалось при этомъ въ ея большихъ коричневыхъ глазахъ, и слабый румянецъ заигралъ при этомъ на ея желтовато-бл?дномъ, задумчивомъ лиц?.
Троекуровъ сочувственно взглянулъ на нее и усм?хнулся опять:
— И это прозвище?… спросилъ онъ.
Она остановилась на ходу, поднесла руку къ глазамъ.
— Позвольте мн? не называть его, Борисъ Васильевичъ… Я боюсь, объяснила она прямо.
— Чего это? воскликнулъ онъ, сдвигая брови.
— Онъ мн? прямо пригрозилъ, что мал?йшая нескромность моя выместится на брат?, на Волод?.
— Они на это д?йствительно способны, сказалъ на это, подумавъ, Борисъ Васильевичъ, — но я спросилъ васъ не съ ц?лью передать его имя сл?дователю.
— Лучше въ такомъ случа?, чтобъ оно осталось для васъ неизв?стнымъ, посп?шно возразила Ларина: — если онъ окажется, можетъ быть, очень важный преступникъ, вы не будете, по крайней м?р?, мучительно колебаться между желаніемъ помочь розыскамъ, открывъ его имя, и боязнью довести этимъ до отчаянія страхъ мой за брата… О, если бы не этотъ страхъ! вскликнула она въ неудержимомъ порыв?, съ загор?вшимся мгновенно пламенемъ во взгляд?,- съ какимъ блаженствомъ предала бы я… да, предала этого преступнаго челов?ка, погубившаго моего несчастнаго Володю!
Борисъ Васильевичъ повелъ одобрительно головой.
— Мысль ваша основательна, и на этомъ мы покончимъ нашъ разговоръ.
Они доходили до ея павильйона. Онъ пожалъ ей руку.
— А знаете, судя по тому, какъ выразилось у васъ въ звук? голоса и въ выраженіи чертъ негодованіе на этого негодяя, вы должны быть д?йствительно очень хороши въ роли Маріи Стюартъ.
Она вся заал?ла даже отъ удовольствія:
— Над?юсь, что какъ-нибудь зимой въ Москв? вы меня увидите; я была бы такъ счастлива, Борисъ Васильевичъ!
---
Часу въ третьемъ пополудни щегольская дорожная карета четверкою крупныхъ, сытыхъ лошадей, подкатила подъ крыльцо дома Всесвятскаго. Изъ нея прытко выскочилъ од?тый съ иголочки Провъ Ефремовичъ Сусальцевъ и, вытягивая впередъ могучія свои руки, бережно высадилъ всю потонувшую въ изящныхъ складкахъ накидки и самонов?йшаго визитнаго туалета красавицу жену. Онъ подставилъ ей зат?мъ локоть и повелъ вверхъ по ступенямъ л?стницы съ ловкостью самаго завзятаго св?тскаго элемента. Пребываніе въ Париж? такъ и отзывалось въ томъ особомъ шик?, очень похожемъ на то, что на православномъ язык? называется 'съ кондачка', сказывавшемся въ его подрагивавшей при этомъ походк? и особой старательности, съ которою онъ норовилъ итти въ ногу съ медленно двигавшеюся, благодаря узкимъ своимъ юпкамъ, спутницей своей.
Хозяйка ждала ихъ въ гостиной.
Провъ Ефремовичъ, никогда не видавшій ее до т?хъ поръ (онъ до того времени бывалъ во Всесвятскомъ единственно по д?ламъ и вид?лся тамъ только съ Борисомъ Васильевичемъ), расшаркнулся предъ нею еще за десять шаговъ, откинувъ л?вую со шляпой руку въ сторону, а правую приложивъ въ сердцу. Антонина Дмитріевна спокойно и величаво, будто королева, осчастливившая пос?щеніемъ своимъ домъ одного изъ ея подданныхъ, подошла въ Александр? Павловн? и, неторопливымъ движеніемъ силоняя голову, произнесла не громко:
— Je tenais a me rappeler a votre souvenir, madame, en qualite de voisine.
— Prenez place, je vous prie, пролепетала на это въ отв?тъ та съ какою-то робостью.
И д?йствительно, эта блестящая св?тская женщина, этотъ поражающій 'прелестью ансамбля и гармоніей подробностей' туалетъ, самоув?ренность каждаго движенія, взгляда и вм?ст? съ т?мъ 'несомн?нная distinction', в?явшая, казалось, отъ этой женщины вм?ст? съ исходившимъ отъ нея едва слышнымъ, но сладко проницающимъ запахомъ ея духовъ, навели на б?дную Александру Павловну, такъ давно не бывавшую 'dans le monde', какой-то инстинктивный страхъ. Она почувствовала себя 'такою провинціалкой' предъ этою представительницей 'de toutes les elegances', какъ выражались, вспоминала она теперь, французскія газеты, про эту сид?вшую у нея теперь въ гостиной 'русскую зв?зду всемірнаго Парижа'… 'О чемъ говорить мн? съ нею?' думала она съ тоской.
Но та, будто нисколько не зам?чая ея зам?шательства, поставила ее тотчасъ же a l'aise, заговоривъ о брат? ея, генерал? Лукоянов?, много уже л?тъ состоявшемъ военнымъ агентомъ при одномъ изъ европейскихъ правительствъ и котораго Антонина Дмитріевна 'очень часто видала въ Париж?, а нын?шнею зимой и въ Рим?'.
— Мы съ нимъ такъ давно не видались, вздохнула Троекурова, — что я бы его, кажется, теперь и не узнала совс?мъ; онъ и не пишетъ никогда, точно чужой сталъ…
— Большой поклонникъ моей супруги! пріятно осклабился Провъ Ефремовичъ.
— Je l'aime beaucoup, уронила въ свою очередь его супруга со своею царственною величественностью.
— Борисъ Васильевичъ! воскликнулъ въ то же время громко мужъ, поднимаясь навстр?чу входившаго въ комнату Троекурова.
— Здравствуйте, Провъ Ефремовичъ, очень радъ васъ вид?ть.
Онъ пожалъ ему руку и склонился предъ женой его холоднымъ, но изощренно учтивымъ поклономъ благовоспитаннаго челов?ка и хозяина.
