м?сто:
— Садитесь! сказала она.
— Куда это? спросилъ онъ, недоум?вая.
— Разв? объ этомъ спрашиваютъ, quand une jolie femme vous fait l'honneur de vouloir vous enlever? засм?ялась она;- садитесь!
— Извините, сказалъ онъ н?сколько раздраженнымъ тономъ:- я занятъ, мн? р?шительно не возможно…
Секретарь опеки, прислушивавшійся съ этому разговору изъ окна и котораго видъ 'великол?пной барыни' приводилъ все въ большее и большее восхищеніе, провелъ посп?шно рукой по растрепаннымъ своимъ вихрамъ и, стараясь придать какъ можно бол?е развязности 'св?тскаго тона' выраженію лица своего и р?чи, крикнулъ ему сверху:
— Не безпокойтесь, Григорій Павлычъ, остальную корреспонденцію мы можемъ отложить до завтра: не къ сп?ху.
Сусальцева подняла на мигъ глаза на говорившаго. чуть-чуть кивнула ему, какъ бы благодаря, и обернулась, сдвинувъ брови, на Юшкова:
— Вы видите! Ne faites donc pas l'enfant, примолвила она вполголоса:- c'est ridicule!
Онъ повиновался угрюмо и безмолвно.
— На м?сто! скомандовала красивая барыня груму, собирая возжи.
Мальчикъ посп?шно поб?жалъ въ своему сид?нью.
Лошадки тронули и поб?жали крупною разб?жистою рысью, какой, казалось, никакъ нельзя было ожидать отъ ихъ крохотнаго роста. Антонина Дмитріевна, натягивая сильно возжи, правила ими со вс?мъ мастерствомъ опытной на?здницы. Утромъ шелъ крупный дождь, и недавняя пыль обратилась въ иныхъ м?стахъ въ жидкую кашу черной грязи, но она ловко и см?ло; объ?зжала ихъ, свободно ворочая своего упряжной то вправо, то вл?во, поглощенная, повидимому, этимъ занятіемъ и какъ бы находя въ немъ какое-то особое, увлекательное удовольствіе.
Такъ про?хали они городъ, не обм?нявшись словомъ другъ съ другомъ.
За заставой пошла торная, усп?вшая уже обв?триться дорога, обсаженная старыми березами Екатерининскихъ временъ. Сусальцева стала мало-по-малу ум?рять ходъ разб?жавшихся пони и вдругъ обернулась на своего спутника:
— Скажите, начала она по-французски:- вы почитаете нужнымъ изб?гать меня?
Онъ не отв?чалъ.
— Потому что, продолжала она съ оживленіемъ, — эти ваши чрезм?рныя занятія, q которыхъ вы говорили мн? въ Сицкомъ и въ н?сколько неучтивомъ, позвольте это сказать кстати, словесномъ отв?т? вашемъ на мою записку, оказываются, какъ это сейчасъ доказано было, вздоромъ! Но есть положенія, понимаю, почти обязывающія на неучтивость. Почитаете-ли вы себя въ такомъ положеніи относительно меня, Григорій Павлычъ?
— Позвольте… началъ было онъ.
Но она не дала ему времени договорить:
— Н?тъ, прошу васъ сперва отв?чать прямо на мой вопросъ: вы р?шили, что я такая женщина, которой лучше не видать?
Бол?зненное чувство сказалось на мигъ къ лиц? Гриши:
— Да, Антонина Дмитріевна, вымолвилъ онъ съ усиліемъ:- вы не ошиблись, я р?шилъ, что такъ лучше.
Она повела на него искоса ироническимъ взглядомъ:
— Сами вы, медленно роняя слова, проговорила она, — или по чьему-нибудь приказанію?
Онъ вспыхнулъ весь, готовый отв?тить жесткимъ словомъ, но тутъ же сдержался, улыбаясь насильственною улыбкой:
— Вы ошибаетесь, Антонина Дмитріевна, сказалъ онъ, — если полагаете уязвить самолюбіе мое вашимъ намекомъ. Я вижу въ этомъ только желаніе ваше доказать мн? лишній разъ, что вы ненавидите т?хъ, на кого намекаете, но я см?ю думать, что вамъ… что вообще лучше не говорить о томъ, къ чему мы не можемъ относиться безпристрастно.
Она презрительнымъ движеніемъ шевельнула своими великол?пными плечами.
— Ненавижу, это для нихъ слишкомъ много чести; я просто не люблю тупыхъ людей… Но я пощажу деликатность вашихъ благородныхъ чувствъ, я знаю, что вы тамъ на испытаніи.
— На какомъ испытаніи, что вы говорите!
— То, что есть. Я все знаю, а чего не знаю, угадываю такъ же в?рно, какъ если бы слышала собственными ушами: относительно васъ тамъ существуетъ то, что сказывается въ изв?стной пословиц?: и хочется, и колется, и бабушка не велитъ. Вы нам?ченный женихъ несравненной Маріи Борисовны чуть-ли не съ самаго дня ея рожденія. Это совс?мъ по традиціи, какъ въ благонам?ренныхъ старыхъ романахъ: друзья родители предназначаютъ съ колыбели д?тей своихъ къ будущимъ узамъ Гименея et autres exercices patriarcaux et touchants. Прелестно! Но вышло такъ, что въ ожиданіи той счастливой минуты нареченный будущій обладатель нашей Машеньки чуть-чуть свихнулся и запутался было въ с?тяхъ одной жалкой особы, дочери разореннаго и пьянаго отца, которую мы поэтому им?ли полное основаніе презирать и не пускать къ себ? въ домъ. Особа эта, отдадимъ ей справедливость, была со своей стороны горда и не хот?ла способствовать своимъ поощреніемъ этого в?роломнаго суженаго нашей Машеньки въ окончательному разрыву съ нами и вс?мъ нашимъ міромъ: она предпочла, во изб?жаніе соблазна, выйти замужъ за челов?ка, не равнаго ей ни по рожденію, ни по воспитанію…
Судорожное движеніе проб?жало по губамъ Юшкова, но онъ не шевельнулся, не взглянулъ на нее.
— Вы этимъ огорчились тогда, Григорій Павловичъ, продолжала она, — и голосъ ея слегка будто дрогнулъ при этомъ, показалось ему:- или я ошибаюсь?
— Н?тъ, сказалъ онъ посл? минутнаго колебанія.
Подъ в?ками ея блеснулъ быстр?е, ч?мъ молнія, какой-то лучъ самодовольнаго торжества.
— Мы это, само собою, зам?тили, начала она опять язвительнымъ тономъ говорить отъ имени Троекуровыхъ, — и, понятно, сильно на это вознегодовали. Машеньку мы увезли за границу, гд?, встр?чаясь съ ненавистною намъ купчихой, едва удостоивали ее поклона… въ то время, — примолвила съ высоком?рною улыбкой Сусальцева, — когда принцы крови et tout ce que l'Europe possede de grands noms почитали себя счастливыми быть принятыми въ ея гостиной… Злополучнаго суженаго послали въ ссылку въ петербургскія тундры: изнывай тамъ отъ тоски вдали отъ нашего рая. Гн?въ нашъ на него преложили мы на милость только недавно, и то съ оговорками и на кондиціяхъ. Онъ у насъ теперь не то женихъ, не то монастырскій послушникъ, на искусъ поставленъ: будетъ паинькой ходить въ нашихъ шорахъ, не глядя ни вправо, ни вл?во, впряжемъ пожалуй въ одну пару съ Машенькой; вздумаетъ увлечься опять свободнымъ чувствомъ, — укажемъ ему дверь и величественно возгласимъ, какъ тотъ комическій beau-pere въ Le chapeau de paille d'Italie: 'Mon gendre, tout est rompu'.
Гриша поднялъ опущенную голову съ какимъ-то, поразившимъ Сусальцеву, 'знавшую его такъ близко', взмахомъ душевной бодрости:
— Вы забываете зд?сь одно, Антонина Дмитріевна: мою личную волю. Вы очень остроумно см?етесь надъ 'традиціями старыхъ романовъ', надъ какими-то 'оговорками' и 'кондиціями'. Но ничего этого въ д?йствительности н?тъ и не нужно: я просто люблю Марію Борисовну Троекурову.
— 'Любите?' страннымъ тономъ повторила она.
Она опустила возжи, обернулась еще разъ на него:
— А меня?…
— Васъ?… былъ онъ въ силахъ только пролепетать въ первую минуту.
— Меня, да, — на лиц? ея заиграла какая-то неотразимая улыбка:- помните подчеркнутые вами однажды стихи въ томик? Alfred de Musset, котораго давала я вамъ читать:
