Разв? посл? меня можно полюбить другую? Allons donc!…
'Что же это такое, чего она хочетъ отъ меня?' спрашивалъ себя въ смятеніи Гриша. Сердце его усиленно билось, предъ глазами стоялъ какой-то туманъ… Но ему надо было 'выбиться изъ такого состоянія', чувствовалъ онъ; надо было 'не дать себя одол?ть этому призраку'. Онъ вызвалъ опять улыбку на уста:
— Къ чему вы это говорите, Антонина Дмитріевна? на что я вамъ теперь нуженъ, на что? повторилъ онъ невольно дрогнувшимъ голосомъ.
Она попридержала лошадей:
— А если мн? тяжело вид?ть въ васъ теперь врага, Григорій Павлычъ! воскликнула она, какъ бы одол?ваемая какимъ-то неотразимымъ желаніемъ высказаться: — если я не переношу мысли, что вы можете меня презирать!…
— 'Презирать', 'врагъ', онъ тихо закачалъ головой: — ничего подобнаго н?тъ въ душ? моей къ вамъ.
— Ну да, какъ бы съ горечью отозвалась она, — безграничное равнодушіе, не такъ-ли?
Онъ не отв?чалъ, устремивъ прищуренные глаза въ б?жавшую предъ ними даль… А сердце его все такъ же усиленно билось и въ ушахъ 'невыносимымъ звономъ', казалось ему въ эту минуту, звен?ли 'предательскіе' звуки ея проницающаго гортаннаго голоса.
Она еще разъ повела на него изъ-бока взглядомъ, и губы ея поб?л?ли:
— Наша б?да съ вами, Григорій Павлычъ, состоитъ въ томъ, что вы слишкомъ, какъ говорится, прямолинейны, rectiligne. Въ теоріи это можетъ быть прелестно и во всякомъ случа? очень почтенно, за это во Франціи даютъ даже людямъ le prix Monthyon [89], но д?ло въ томъ, что вашей прямой линіи въ природ? не существуетъ вовсе, il n'у а que des courbes, а вы этого допустить до сихъ поръ не хот?ли. Я всегда была виновна въ вашихъ глазахъ т?мъ, что не подходила подъ тотъ казенный шаблонъ, подъ который привыкли вообще люди подводить изв?стную категорію челов?ческихъ существъ, къ которымъ, по видовымъ признакамъ, должна была принадлежать и я. Оказывалось, что видовые признаки одно, а въ д?йствительности выходило н?что совс?мъ иное. Все это лицем?ріе д?вичьей скромности, въ которую никто давно не в?ритъ и которой вс? между т?мъ продолжаютъ требовать, — несомн?нный будто бы признакъ d'une 'jeune personne comme il faut', — все это во мн? отсутствовало. Было существо, ненавидящее фальшь и условность, свободное умомъ и разум?ющее жизнь такою, какова она въ д?йствительности, а не въ 'нравственныхъ' книжкахъ англійскихъ старыхъ или безобразныхъ blue stockings, которымъ никто въ жизни не р?шился дать случая согр?шить… Я вамъ нравилась, не смотря на это, быть можетъ даже, именно поэтому, но вы все же почитали обязанностью своею 'протестовать' словомъ и мыслью противъ моей разнузданности… Правда?
— Я не протестовалъ, мн? было больно, невольно вырвалось на это у Юшкова.
— Да, потому что… я не знаю, какъ это выразить н?жн?е, усм?хнулась она, будто извиняясь за то, что хот?ла сказать ему, — у васъ н?тъ широкаго захвата въ мысли, l'envergure vous manque, вы слишкомъ, повторяю, прямолинейны, вы не допускаете, что большому кораблю, какъ говоритъ пословица, требуется просторъ океана, а не лужа деревенскаго пруда. А я всегда, sans me flatter, чувствовала себя большимъ кораблемъ, Григорій Павлычъ; я не могла довольствоваться малымъ, не могла переносить нищенскаго существованія въ Юрьев?; мн? нужно было все, что можетъ. только дать жизнь тому, кто сознаетъ себя способнымъ стать надъ нею владыкой… Я вышла замужъ; мн? нуженъ былъ прочный фундаментъ для моего будущаго зданія; я и взяла для него первый матеріалъ, какой давался мн? въ руки. Выбора у меня въ тогдашнемъ моемъ положеніи не было… Вы, промолвила она тутъ же со см?хомъ, — 'вы, принцъ', какъ говоритъ Беатриса у Шекспира [90], 'годитесь только для праздниковъ', а мн? нуженъ былъ мужъ для будней… Но вы ничего, ничего этого не хот?ли, не въ состояніи были понять, вскрикнула она словно съ отчаяніемъ, — вы перечеркнули меня и память обо мн? большимъ крестомъ съ той минуты, когда я р?шилась, по-вашему, 'продать себя', выходя за monsieur Cyсальцева.
Онъ все такъ же сосредоточенно молчалъ, уставившись машинально глазами въ ея державшую возжи л?вую руку въ шведской по локоть перчатк?, застегнутой на дв?надцать пуговицъ. 'Въ какомъ роман?', проносилось у него въ голов?, 'читалъ я что-то совершенно похожее на эти слова?..'
— По-вашему, говорила она межъ т?мъ съ возраставшимъ жаромъ, — я хот?ла богатства для богатства, а я въ немъ вид?ла лишь двигательную силу…
— Она у васъ въ рукахъ теперь: счастлив?е-ли вы стали? поднялъ на нее строгіе глаза ея спутникъ.
— 'Счастлив?е!' повторила она чуть не плачущимъ голосомъ:- разв? я въ такомъ случа? сид?ла бы зд?сь съ вами, увезя васъ насильно отъ вашихъ 'занятій', добиваясь отъ васъ тщетно хоть одного слова прежней… — она какъ-бы искала надлежащаго выраженія, — прежней… дружбы! Счастливые забываютъ, а я ничего не забыла, какъ видите. Въ душ? моей все та же жажда и та же мучительная, смертельная неудовлетворенность.
— Я это угадалъ, прошепталъ Гриша, — когда вы такъ весело, повидимому, такъ цинично, — извините меня за выраженіе, — разсказывали намъ въ тотъ разъ вс? эти нев?роятныя парижскія исторіи.
— 'Цинично?' повторила она опять, — пожалуй, если ухо ваше не дослушалось той горечи, которая говорила за этими циническими словами моими. Вамъ никогда не приходило въ голову, Григорій Павлычъ, какое иногда хорошее чувство скрывается подъ грубымъ ругательствомъ и что см?хъ иной разъ надрываетъ душу хуже самыхъ горючихъ слезъ?.. Я см?юсь и проклинаю, потому что благословить ничего не могу, поймите это!
Онъ внималъ ей, прислушиваясь со странною см?сью изумленія и жалости къ этимъ ея сп?шнымъ, горячимъ, такъ мало обычнымъ ей р?чамъ… 'Или это ложь?' говорилъ онъ себ?,- 'но она прежде никогда не лгала'…
Она неожиданно засм?ялась.
— Вообразите себ? простаго русскаго мужика, котораго какая-нибудь волшебница перенесла бы въ роскошный дворецъ подъ южнымъ небомъ и стала бы кормить каждый день самыми изысканными гастрономическими блюдами. Онъ нашелъ бы тутъ, что можетъ удовлетворить самый прихотливый вкусъ, отъ ласточкиныхъ гн?здъ до соловьиныхъ языковъ римскаго пира, все, кром? одного, — своего роднаго ржанаго хл?ба. Какъ вы думаете, не зачахъ-ли бы онъ подъ конецъ отъ этого режима? Сравненіе мое не элегантно, а между т?мъ voilа mon cas! Я изнываю среди моей роскоши, среди вс?хъ этихъ hommages, вздоховъ и признаній, которыхъ навид?лась, наслышалась я до оскомины, до отвращенія въ эти два года моего замужства… Я не даромъ практична, не даромъ реальна, Григорій Павлычъ, ухо мое не пропуститъ ни одной фальшивой ноты, а тутъ вс? ноты фальшивы.
Она примолкла на мигъ. Пышная грудь ея высоко и учащенно подымалась подъ т?сно облегавшимъ ее джерси…
— Да, глухо зазвучалъ ея голосъ опять:- быть любимою — мечта каждой женщины, будь она чиста какъ Гретхенъ, преступна какъ лэди Макбетъ, или продажна какъ Manon Lescaut, — любимою исключительно, самоотверженно, безумно… безъ ума, подчеркнула она въ объясненіе.
Гриша старался не гляд?ть на нее, старался улыбнуться равнодушно и насм?шливо.
— Есть женщины холодныя, сказалъ онъ, — для которыхъ ничего этого не нужно.
Она засм?ялась опять.
— Какъ я, разум?ется, un etre froid et immacule, остававшаяся до сихъ поръ глухою ко всякому слову прельщенія, изъ какихъ бы устъ оно ни исходило: мн? при васъ говорилъ этотъ молодой челов?къ, Гордынинъ?
— Да, при мн?.
— А вы что же, в?рите или не в?рите?
И она взглянула на него не то надменнымъ, не то вызывающимъ взглядомъ.
Онъ какъ бы не слышалъ вопроса и, об?жавъ безпокойными глазами окружавшее ихъ пространство:
