немало поездить, прежде чем составить свою необыкновенную запряжку. Эта тройка была единственная в губернии и, натурально, пользовалась самой широкой известностью. В общежитии наименовались эти кони «пегарьками», и мы, дети, их различали в качестве «коренного», «толстого» и «маленького». Два из них не представляли ничего особенного, но «толстый» был до самой своей смерти моим личным врагом.
Война между нами началась с того, что однажды я поехал на нём верхом, сопровождая по обычаю маму и Марию Васильевну в их верховой прогулке. Возвращаясь уже под вечер домой, мы ехали усталые, для сокращения пути напрямик, по уже жёлтой пшенице. Я распустил поводья и устало покачивался на сытой спине Толстого, как вдруг он ни с того ни с сего, без всяких резонов, дал задом свечку, и я уткнулся носом в густую пшеницу раньше, чем успел что-либо сообразить. Не столько ушибленный, как раздосадованный и обозлённый, я поднялся на ноги и, к своему изумлению, увидел пегого с налившимися кровью глазами и оскаленного, бьющего задом и передом с самым свирепым видом. Дамы мои, безуспешно попробовавшие взять его за уздечку, скоро были принуждены сами спасаться вскачь от рассвирепевшей скотины, которая начала их преследовать, лягаясь и кусая со свирепым ржанием.
Брошенный среди поля своими спутницами, совершенно сбитый таким ни с чем не сообразным происшествием, я принуждён был вернуться домой пешком. С этого дня Толстый совершенно переменился. Из толстой доброй коняки он превратился в ехидную животину самого подлого характера, питавшую в отношении меня самые ехидные намерения. Стоило мне на него сесть верхом или запрячь в экипаж, как он обязательно устраивал мне бенефис. Улучив момент рассеянности, он сбивал меня на землю неожиданным козлом или свечкой, или пытался разбить экипаж, выворотив его в какой-нибудь ров. С годами его характер совершенно изгадился, и он стал опасен не только в запряжке, но даже в табуне, где кусался, гонялся и бил задом и передом всякого, кто к нему приближался, будь то лошадь или человек.
Много лет спустя, изучая в Кавалерийском училище иппологию, я понял, что пегий был просто психически больной лошадью. Кони, как и люди, подвержены душевным заболеваниям и помешательства у них, как и у людей, случаются тихие и буйные. При тихом помешательстве лошадь бессмысленно ходит по прямому направлению, не обращая внимания ни на препятствия, ни на дорогу, у неё всегда печальный, ко всему равнодушный вид и полная безразличность к окружающему. Состояние это называется «аглумом». При буйном помешательстве, или «колере», у лошади периодически случаются припадки беспричинной ярости, когда она становится опасной для людей и других лошадей. Первым припадком этой болезни у пегого и объясняется мой неожиданный полёт носом в пшеницу, что я понял много лет спустя, когда уже самого Толстого давно не было на свете.
Возвращаясь к воспоминаниям о псовой охоте, должен сказать, что борзятниками мы с братом стали раньше, чем сделаться ружейными охотниками. Это объяснялось не только мальчишеской психологией, склонной всегда к более сильным впечатлениям, но и тем, что отец разрешил нам взять ружьё в руки много позднее, резонно считая, что сломать себе шею мы имеем право гораздо более, чем рисковать жизнью ближних. Эта предосторожность была как нельзя более основательна, так как в первые годы нашей ружейной охоты только счастливые стечения обстоятельств да Божья воля помешали нам с братом перестрелять друг друга или подстрелить кого-нибудь.
Псовая охота подчинена более, чем какая бы то ни было другая, строгим правилам и традициям не только в области чистой охоты, но и в области организационной. Прежде всего, она требует огромной арены действий, которая могла существовать только в России старого времени, а именно, не менее 50 квадратных вёрст в окружности. Кроме этого, охота с борзыми нуждается в ровной и малопересечённой местности, т.е. степи и полях, по возможности, без лесов или оврагов, в которых собаки легко могут покалечиться и убиться.
Назначение борзой собаки догнать и поймать зверя: волка, лисицу или зайца - и задушить его, не повредив при этом шкуры. Борзая не должна ни рвать, ни тем более есть пойманного зверя. Огромная скорость, которую развивает преследующая собака, сопряжена для неё с опасностью убиться о любое препятствие на пути. Поэтому в лесу или даже в кустарнике борзые собаки совершенно беспомощны, и искусство охотника в псовой охоте в том и заключается, чтобы выгнать зверя из укрытия на ровное место и не дать ему снова укрыться в лесу.
Для розыска зверя в лесу и выгоне его в поле при псовой охоте существуют гончие собаки. Запустив этих последних в лес или кусты, охотники, имея при себе борзых на «сворах», т.е. на привязи, ожидают зверя на опушке. Естественно, все охотники с борзыми должны быть конными. Погоня за зверем происходит на полном карьере с частыми и неожиданными препятствиями, почему все охотники должны уметь крепко держаться в седле и хорошо управлять конём. Необходима для настоящего борзятника поэтому известная находчивость и ловкость. Если добавить к этому, что охота с борзыми происходит поздней осенью после снятия хлебов, т.е. в сезон, обильный в России дождями, не прекращающимися по неделям, и верховая езда и скачка происходят по мокрым и скользким полям, то станет понятным, что подобная охота сопряжена не только с опасностями сломать себе шею, но и с большими неудобствами, которые приходится переносить иногда по целым дням. Псовым охотником поэтому может быть только человек, охотничья страсть которого преодолевает всё, заставляя забывать все неудобства и опасности, которая гонит его в сырой и дождливый осенний день из тёплой комнаты и домашнего уюта усадьбы в неприветливые мокрые поля под дождь и холод. Грязные, мокрые, простуженные и усталые возвращаются через сутки или двое охотники, чтобы, выспавшись и отдохнув, снова выехать на охоту, ценя каждый день короткого осеннего сезона.
Период охоты с борзыми невелик − с момента снятия хлебов, который начинается в средней России в середине августа, до первых морозов, сковывающих землю, т.е. до ноября, когда собаки не могут, без риска вывернуть когти, гнать зверя по твёрдой, как чугун, земле. К этому присоединяется и другая опасность вроде пахоты, закаменевшей от мороза крупными глыбами, в которых борзые легко могут поломать ноги. В такое время заяц имеет перед борзой большое преимущество, так как лапы у него не голые, а покрыты мягкой шерстью. На короткое время первых мягких порош, на неделю-другую, охота возобновляется до выпада глубоких декабрьских снегов, когда борзая, что называется, тонет в них.
В области организации охоты борзятники должны «беречь дичь», т.е. строго следить за тем, чтобы щенята от борзых сук не попадали на сторону, а именно к не охотничьему населению, и в частности, в крестьянские сёла и деревни. Борзые собаки поэтому в моё время имелись только в крупных помещичьих имениях, не более, чем в двух-трёх на уезд. Владельцами их, конечно, являлись страстные охотники, для которых на первом месте стоял сам процесс и обстановка охоты, а не количество добытого зверя.
Другая картина была бы, если бы собаки попали в руки крестьян-охотников в тех же районах. Крестьянин, если он охотник, исключительно или, прежде всего, промышленник, цель которого − добыть как можно больше зверя для продажи. При таком положении вещей, если бы владельцы псовых охот позволили себе продажу или раздачу щенят кому попало, это привело бы через два-три года к самому беспощадному и хищническому истреблению всех зайцев в окрестностях, уже не говоря о более ценных волках и лисицах. По этим причинам в замкнутой и тесной среде псовых охотников строго соблюдался обычай уничтожать всех лишних борзых щенят, появляющихся на свет. Обмен и подарки щенятами могли иметь место только в своей, строго ограниченной среде. Тщательно также следили за тем, чтобы не было скрещения между борзыми и другими породами собак, что иногда, хотя и редко, случалось. Чистая борзая никогда сама без охотника не выйдет в поле, но зато продукт скрещения борзой – «ублюдок», поголовно страстные и самостоятельные охотники, совершенно не нуждающиеся и тяготящиеся руководством человека. Они способны целыми днями гоняться за зайцами, хотя по большей части и безрезультатно. Обыкновенно зверь, особенно зайцы, немедленно уходит из тех беспокойных мест, где заведётся на общее несчастье такой пёс.
За всё существование у нас псовой охоты я не помню случая, чтобы у нас или у Михайловых была упущена на сторону хоть одна собака. Немедленное изгнание грозило бы любому дворовому человеку, который посмел бы нарушить этот незыблемый закон и унести хоть одного щенка. Зато между Покровским и Михайловкой ежегодно происходил для освежения крови взаимный обмен собаками и щенятами. Он содействовал улучшению породы и собачьим бракам. Как у Михайловых, так и у нас в дворне выдвинулись страстью к охоте и смекалкой в охотничьих делах особые люди.
У нас в усадьбе роль специалиста по псовой охоте занял молодой кучер, впоследствии ставший старшим, Алексей Шаланков. Он был родом потомок наших старых крепостных, из которых сплошь состояла соседняя деревня Шепотьево. Семья Шаланковых выделялась рослостью и красотой из всех крестьян в
