Аниара

и как безмерен космос,
загадочен, всесилен
и сравненье с нашим «я».

Тут хор из дали зальной
взревел что было сил,
но пред обрывом в бездну
всех ужас охватил.

И тысячи взрыдали,
и сотни порешили:
судьбу избыть нельзя.

Уж двадцать лет, как вышел
голдондер Аниара
из гавани Земля.

Но многие молчали,
а кто-то вдруг промолвил:
 - Ведь это — западня.
Мы двадцать лет томимся,
а это море смерти
проходит свет в полдня. —
Никто не засмеялся,
а кое-кто заплакал.
Ведь это — западня.

Шеф-аниарец кончил бал,
взмахнув жезлом вождя.
И вот по сотне лестниц,
молчание храня,
народ домой уходит.
Да, это — западня. 

83

Песнь распада

Несчетные сонмы молекул от стен Ниневии
рассеялись в мире, распался могущества град.
Но львов и жрецов изваянья как будто живые —
в болячках, в коросте и в язвах — покуда стоят.

Их образы, камень, храни: да не сгинут в пустыне,
где львиную гриву вылизывают времена,
слизнули царицу сирийскую — нет и в помине,
и ханьскую башню истлила столетий слюна.

Извечно увечило время и все сокрушало.
Лишь розам кладбищенским пиршество тления — сласть,
лишь сорные травы растут, как змеиные жала,
волчанкой изъедена волка гранитного пасть.

И люди, что камни, подвластны законам распада.
Двуличным ужасен распавшихся тел аромат.
Как дыры, прожженные в лаве, истекшей из ада,
так видит тела, проницая, познания взгляд.

Гниющие цитры, сорвавшие голос тромбоны
о сфинксе поют, изъязвленном проказой песков,
утешно для тех, чей уклад исчезает исконный,
подобно камням, раздробленным клыками веков. 

84

Однажды астроном нам показал
галактику, куда-то улетавшую.
Молились люди, на колени став:
— О боже мой, пошли сюда заблудшую! —
Они обожествляют галактавы.
Я, слыша их молитвы, вспоминал:
сестрица Нобия однажды рассказала,
как на высокогорье Дораима
улавливали телезеркала
галактику, соседку Андромеды,
и увеличивали блеск ее стократ,
и ясной ночью восемь городов
дивились этой рыбе золотой.