Аниара

90

Вдруг у Шефорка я в немилость впал.
И вот я поселен в нижайшем зале —
по правде говоря, то был подвал,
куда лишь уголовников ссылали.

Сижу и сам с собой так рассуждаю:
меня освободят, пусть без охоты, —
ведь я один законы гупты знаю,
а без нее разладятся Расчеты.

И тут голдондер затрясло. Я понял:
царица скрытых царствий, Изагель,
считала, что я прав, и в подтвержденье
наслала дрожь на нашу цитадель.

И в первую же ночь мою в тюрьме
явилась Изагель ко мне во сне
как запредельный свет, неизъяснимым
сиянием пронзивший сердце мне.

А так как я прочитывать умею
в любом явленье значащую суть,
рассматривая каждую идею,
как способ тайну Мимы разомкнуть,
то понял я, смотря на этот свет,
кем Изагель была и почему
держала это в тайне столько лет.
Пришла нужда — с нуждой пришел ответ.

О дивная моя невеста мысли!
Когда,от бога жизни прочь гонимы,
мы здесь, в пространстве мировом,повисли,
ты стала, Изагель,
душою Мимы.

Твоя тревога вызвала помехи,
затрясся аниарский гупта-свод.
Шефорк — и тот все понял. Поневоле
Шефорк опять меня наверх берет.

Вернемся к языку долины Дорис.
Помехи эти — просто нарушенья
в искусственной системе тяготенья.
Я был допущен в залы Мимы, чтобы
установить причину поврежденья. 

91

Мы побывали в бездне. Эта небылица
у всех в глазах, как дикий страх, читалась.
Зато какая общность ощущалась!
В психозе страха удалось нам слиться.
Какой-то сдвиг в системе тяготенья —
и пассажирам начал вдруг казаться
безудержным падением полет,
направленным паденьем сквозь пространство,
и купол свой, и своды потерявшее
и, как колодец, вниз нас увлекавшее.

И гупта пригодилась наконец.
Нечасто люди так бывают рады:
я на основе пятой гупта-тады
груз страха изымал из их сердец,
из их мозгов изъял паденья бремя.
О где ты, Изагель? Настало время
всезездной славы, кончилась опала,
ученье гупта восторжествовало.  

92

Превращала только Мима
наш огонь в тепло души и свет.