того, что озаряло долы Дорис.Тут Изагель, войдя ко мне, спросила: — Так как же, милый? Будем или нет?..Я отвечал, что время наступило, а вот с пространством многое неясно. Разумней будет, если мотылек повременит лететь на огонек, который предлагает нам услуги.Ее глаза, как фосфор, засветились, и гнев, священный гнев, зажегся в них. Но согласилась Изагель со мной, и далее голдондер охраняла вне нашей группы, вялой и усталой.
88
Тоскует Изагель, наш ясный гений, в родник своей души вперяя взор. В ее глазах больной завелся демон, Ей голоса слышны с недавних пор.По имени зовут ее, но странно — ее впервые называют так. И голоса взывают непрестанно.Не зал ли Мимы подает ей знак?И голоса взывают по ночам. И вот она пошла, когда все спит, к могиле хладной и немой, а там приднорный вестник вечности сидит.Я сделал вид, что верю Изагели. Но я ли Изагель мою не знал? Когда-то леониды нас задели — осколок прямо в сердце ей попал.И, значит, не один пустынный космос с пустыней духа вкупе мучат нас. Куда сильнее стойкость разъедают событья, незаметные на глаз.Проговорилась Изагель потом, что Смертью самое себя зовет, когда вселенской ночью за столом ведет событьям скудной жизни счет.Ну что ж, такие шутки допустимы, когда тебя пустыни истерзали. Но понял я, куда она уходит, и звал ее как мог в другие дали.***Духовный светоч наш, царица мысли,в чудесные края сбиралась ныне. Я видел правду — подсказало сердце, поскольку знало не одни пустыни. В края Великого Закона Чисел она подготовляла свой уход, где вечные возможности хранятся, покуда случай их не призовет.
89
Любимая достигла смертных врат,и космос стал бездушней во сто крат.Он мертвой хваткой держит нас за горло. Нас раздавило, наши души стерло его жестокой мощью в порошок.В Хранителе видений я сбереггостинцы Мимы — маленький кусок. И снова в зале табунится люд,и снова аниарцам выдают охваченный закатом небоскат и всадников, летящих на закат.