размахивают в воздухе. А потом — ничего больше… Живая изгородь, за которой улица была не видна, распадается, звуки барабанов и гонга удаляются, пыль медленно оседает, постепенно тая в солнечном свете.
Несколько часов спустя, ещё задолго до возвращения Гарина, некоторые выражения из его речи уже передаются шёпотом от секретаря к секретарю в отделах комиссариата пропаганды.
Как и Бородин, Гарин в своих публичных выступлениях вынужден прибегать к помощи переводчика- китайца, поэтому он говорит короткими фразами, готовыми формулами. Сегодня, переходя из отдела в отдел, по воле случая и времени я слышу: «В то время как мы голодаем, Гонконг кичится своим дурно нажитым богатством тюремного надзирателя… Гонконг — тюремный сторож… Против тех, кто только рассуждает, те, которые действуют; против тех, кто только на словах выражает свой протест, те, которые изгоняют англичан из Гонконга, как крыс… Подобно честному человеку, который ударом топора отрубит руку вора, захотевшего влезть к нему в окно, завтра вы овладеете отрубленной рукой английского империализма — разорённым Гонконгом…»
По улице идёт толпа рабочих с поднятыми знаменами, на которых можно прочитать: «Да здравствует красная армия!» Рабочие направляются к окнам здания, где заседает Комитет семи.
Иногда близко, иногда вдалеке раздаются крики: «Да здравствует красная армия!» Единичные, раздельные или сливающиеся в единый вопль (как у стада животных, которые то рассеиваются, то снова собираются вместе), эти крики заполняют улицу. Вместе с ними Китай входит мне в душу, заставляет признать себя. Я начинаю понимать эту страну, в которой порывы примитивного идеализма перекрывают проявления хитроумного мошенничества и подлости. Так в запахе, который вместе с охватившим город возбуждением врывается через раскрытые окна ко мне в комнату, аромат перца заглушает вонь разложения. Но наряду с криками «Да здравствует красная армия!» и траурной церемонией на похоронах Чень Дая из моих записей возникает и многое другое: бесчестные амбиции, стремление к почестям, предвыборные баталии, двусмысленные услуги партии, взятки, предложения по сбыту опиума, более или менее откровенная торговля должностями, прямой шантаж — мир, который живёт, используя принципы Сан-Мина точно так же, как он использовал бы принципы империи мандаринов. Часть китайской буржуазии, о которой революционеры говорят с такой ненавистью, утвердилась в революции рядом с ними. «Нужно пройти через всё это, — сказал мне как-то Гарин. — Наши действия — это как верно направленный сквозь кучу нечистот бросок ноги».
На следующий день
О террористах — никаких известий. Лин, о котором говорил Николаев, по-прежнему на свободе. После назначения Бородина (он всё ещё болен и не выходит из дома) убиты уже шестеро наших.
Гонконг обороняется. Губернатор острова обратился за помощью к Японии и французскому Индокитаю. Через несколько дней прибудут грузчики из Йокохамы и Хайфона и заменят бастующих. Необходимо, чтобы эти грузчики, отправляемые с большими издержками, оказались в Гонконге лицом к лицу с горами риса, у которого нет покупателей, и торговыми домами, положение которых безнадёжно. «Кантон — ключ, которым англичане открыли ворота Южного Китая, — говорил вчера Гарин в своей речи. — Нужно, чтобы этот ключ запирал накрепко, но больше не отпирал. Нужно, чтобы был принят декрет, запрещающий останавливаться в Кантоне тем судам, которые заходят в Гонконг…» Иностранцы уже воспринимают Гонконг — английский порт, территорию, принадлежащую английской короне, — как порт китайский, в котором постоянно происходят волнения. Иностранные корабли начинают обходить его стороной…
Почтовые и большие грузовые суда заходят в бухту Гонконга только на несколько часов. Они разгружаются в Шанхае. Там, в Шанхае, через посредство китайских агентов, англичане стараются создать новую организацию, способную доставить внутрь страны товары, которые торговые объединения Гонконга заказывают в Англии. Подобная политика уже потерпела неудачу в Суатеу.
Только что Комитет семи предпринял новую попытку добиться, чтобы красная армия открыла военные действия и чтобы руководители террористов были арестованы. Представитель Комитета утверждает, что декрет, которого требует Гарин, будет подписан не позднее чем через три дня… Весь день толпа (хорошо организованная) окружала здание, где заседает Комитет, выкрикивая угрозы в его адрес и приветствуя красную армию.
На следующий день
Вчера был арестован Лин; сегодня после полудня мы, конечно, получим от него ожидаемые сведения. В атмосфере тревоги, вызванной наступлением войск неприятеля, отделы комиссариата пропаганды работают с предельным напряжением. Агенты, действия которых должны предварять наступление армии, тщательно проинструктированы. Гарин сам давал указания их руководителям. Я видел, как они проходили, улыбаясь, по коридору гуськом… Мы отказались от листовок; большое количество агентов, которыми мы располагаем, позволяет заменять устной пропагандой все остальные её формы. Устная пропаганда — самая опасная и стоит многих жизней, но она — самая надёжная. Благодаря новой системе взимания налогов, установленной специалистами Интернационала, комиссару финансов Ляо Чунхою (которого террористы намереваются убить) удалось получить значительные суммы. Средства на пропаганду вновь выделяются в достаточном количестве. Через несколько недель мы дезорганизуем службу снабжения неприятеля и всю его систему управления. Заставить же сражаться наёмников, не выплачивая им жалованья, будет трудно. Сверх того, около сотни людей, за которых отвечают их начальники, завербуются в армию Чень Тьюмина, прекрасно понимая, чем они рискуют: они могут быть расстреляны как предатели Чень Тьюмином или как враги нашими войсками. Позавчера поймали трёх наших агентов, более часа их пытали, а затем удавили.
Руководители отделов, занимающихся пропагандой в армии Ченя, шли по коридору между двумя рядами приоткрытых дверей: молодые китайцы в приталенных пиджаках и широких брюках, из тех, которые не любят национальной кухни и изъясняются преимущественно по-английски, вернувшиеся из университетов Америки и из русских университетов, «сочувствующие» и «медведи-ленинцы» — все они смотрели с пренебрежительной снисходительностью на агентов, отправлявшихся, чтобы завербоваться в армию неприятеля…
Всё по очереди.
Новости из Шанхая:
В соответствии с директивами гоминьдана Китайская торговая палата издаёт постановление о конфискации принадлежащих китайским торговцам британских товаров. Начиная с 30 июля в течение года палата запрещает сбыт всех английских товаров, а также перевозку любых товаров английскими судами.
Шанхайские газеты предсказывают, что британская торговля сократится на 80%.
Английские торговые операции в Китае (не считая Гонконга) оценивались в прошлом году в 20 млн. ливров.
Гонконг может рассчитывать только на армию Чень Тьюмина.
Николаев получил записку, написанную печатными буквами, с текстом следующего содержания: «Если завтра Лина не отпустят на свободу, заложники будут казнены». Действительно ли террористы захватили заложников? Николаев так не считает. Но ведь много наших посланы с заданием, и у нас нет какой-либо возможности проверить.
6 часов
Вестовой, посланный из тюрьмы, приносит Гарину бумаги — протокол допроса Лина.
— Он заговорил?
— Да, ещё один подтверждает, что Николаев прав, — отвечает Гарин. — Не многие могут устоять перед пыткой…
— А… это долго длилось?
— Да нет, конечно!
— Что с ним сделают?
— Что, чёрт возьми, ты хочешь, чтобы с ним сделали? Руководителя террористов на свободу не отпускают.
— В таком случае?..
