Головлева.
Твен высмеивает фальшивую патетику стяжателя-ханжи. Лэнгдон молится о ниспослании лучшей доли и обильной пищи «изнуренному сыну труда, чьи неутомимые и истощающие усилия обеспечивают удобства и радости жизни для более счастливых смертных, обязывают нас неустанно и деятельно оберегать его от обид и несправедливостей со стороны алчного и скаредного и дарить его благодарной любовью». Однако небо отклоняет это лицемерное «гласное моление», ибо оно противоречит, как сухо сообщает ангел в своем письме, «тайному молению» сердца Лэнгдона: «О росте безработицы с последующим снижением заработной платы на 10 %». Таким же образом отклоняются и другие «гласные моления» героя «Письма ангела-хранителя».
Бюрократический язык, которым написано письмо, цифровые выкладки, к которым питает пристрастие ангел, рассудительно-сдержанный тон рассказа — все это пародийно. И за всем этим кроется возмущение. Как и в других лучших сатирах Твена, сарказм писателя бурно нарастает.
Ангел иронически прославляет «самопожертвование» Лэнгдона. «Много лет тому назад, — восклицает он, — когда Ваше состояние не превышало еще 100000 долларов и Вы послали 2 доллара наличными Вашей бедной родственнице, вдове, обратившейся к Вам за помощью, многие здесь, в раю, просто не верили этому сообщению, другие же полагали, что ассигнации были фальшивые. Когда эти подозрения отпали, мнение о Вас сильно повысилось. Годом или двумя позже, когда, в ответ на вторую просьбу о помощи, Вы послали бедняжке 4 доллара, достоверность этого сообщения уже никем не оспаривалась, и разговоры о Вашем добродетельном поступке не смолкали в течение многих дней. Прошло еще два года, вдова снова воззвала к Вам, сообщая о смерти младшего ребенка, и Вы отправили ей 6 долларов. Это укрепило Вашу славу».
Когда Лэнгдон, наконец, послал вдове целых пятнадцать долларов, во всем раю не было никого, кто «не пролил бы слез умиления». Ангел продолжает: «Мы пожимали друг другу руки и лобызались, воспевая хвалу Вам, и, подобный грому, раздался глас с сияющего престола, чтобы деяние Ваше было поставлено выше всех известных доселе примеров самопожертвования, как смертных, так и небожителей, и было занесено на отдельную страницу книги, ибо Вам решиться на этот поступок было тяжелее и горше, чем десяти тысячам мучеников проститься с жизнью и взойти на пылающий костер. Все твердили одно: «Чего стоит готовность благородной души, десяти тысяч благородных душ пожертвовать своей жизнью — по сравнению с даром в 15 долларов от гнуснейшей и скареднейшей гадины, которая когда-либо оскверняла землю своим присутствием!»
Так Твен сбрасывает маску панегириста и открыто бьет по задрапированному в святошескую тогу стяжательству.
Это критика, цель которой полное уничтожение противника, критика остроэмоциональная, интенсивная, страстная.
Нет, Твен не замолк после выхода в свет «Приключений Гекльберри Финна»!
«Предохранительный клапан… Перестал действовать»
С каждым годом становилось все очевидней, что родина Твена превращается в страну монополий, трестов, синдикатов, капиталистических спрутов.
Никогда еще Соединенные Штаты не были так богаты. Однако почти вся северная часть американского континента с его огромными природными ресурсами уже находилась в руках «денежных баронов». Они не хотели думать ни о прошлом, ни о будущем, прогнали индейцев с их земель и не останавливались ни перед какими, даже самыми хищническими, методами, лишь бы поскорее извлечь из недр земли ее сокровища.
Подъем промышленности, начавшийся после Гражданской войны, был задержан на несколько лет кризисом и депрессией 70-х годов, но к концу этого десятилетия получил новый размах. Морган, Рокфеллер, Вандербильт, Гарриман, Карнеги, как и большинство их соратников и конкурентов, не участвовали в сражениях с войсками рабовладельческого Юга, но зато они сумели превосходно использовать победу над плантаторами для создания железнодорожных, нефтяных, сталелитейных и финансовых концернов. Еще недавно американская металлургия отставала от английской и французской, теперь европейские компании были оставлены позади. Вскоре США завоевали первое место в мире в области промышленного производства в целом. Подавляющая часть американской индустрии находилась в руках акционерных обществ — «корпораций», гигантских концернов.
Руководители корпораций «разводняли» акции, продавая их мелким вкладчикам намного дороже истинной стоимости, присваивали миллионы за «организационную работу» и крупно «зарабатывали» на спекулятивных сделках на бирже, порою направленных против интересов своей же фирмы. Очередной кризис — «паника», как называли кризис американские газеты, — и вот уже рабочих увольняют с производства, тысячи мелких предпринимателей разоряются, фермы идут с молотка, а «короли» железных дорог, стали, мяса, нефти, меди становятся еще сильнее и богаче.
Миллионеры не стеснялись своих богатств, рады были возможности пустить пыль в глаза. У Вандербильта было семь резиденций в одном только Нью-Йорке. Его дворец в Лонг-Айленде насчитывал сто десять комнат. В поместье Рокфеллера было семьдесят пять зданий. Карнеги купил себе огромную усадьбу в Шотландии. Роскошно жили Асторы, Гулды, Уитни, не говоря уж о Моргане. Писали, что герцог Марлборо получил два с половиной миллиона долларов, когда женился на дочери Вандербильта — Консуэло. Дочери американских миллионеров становились женами князей, графов, герцогов.
Золотой дождь не миновал, конечно, и людей у кормила правления. Недаром все новые обвинения в подкупе, темных махинациях выдвигались против министров, губернаторов, членов конгресса, даже президентов. Некий газетный юморист в связи с поездкой членов законодательной палаты одного из штатов написал, что, когда на поезд напали бандиты, законодатели, «очистив бандитов от их часов и драгоценностей, продолжали поездку с возросшим энтузиазмом».
В 1827 году американский министр финансов предсказывал, что потребуется пятьсот лет, чтобы заселить «свободные» земли. С начала столетия их площадь значительно возросла. Но в течение меньше чем полувека после издания закона о наделах почти все лучшие земли за Миссисипи перестали быть «свободными», перешли в частные руки. В 1889 году Оклахома — одно из последних больших «белых пятен» на карте США — была открыта для заселения. В назначенный час толпа белых ринулась на земли индейцев.
Через год в Оклахоме существовали города с банками и церквами, газетами и грабителями.
А спустя несколько десятков лет многие тысячи фермеров из Оклахомы оказались вынужденными бросить свои заложенные и перезаложенные фермы и превратились в бездомных бродяг. Об этом рассказал Джон Стейнбек в своем романе «Гроздья гнева».
Рабочим нельзя было надеяться, что в случае чего они легко сумеют сделаться независимыми фермерами. Рабочих рук было вдоволь. Во время кризисов выяснялось, что их непомерно много, что для людей наемного труда нет работы, что им некуда податься и никто не обязан заботиться об их существовании.
В начале 1886 года Энгельс писал, что если раньше «возможность легко и дешево приобретать в собственность землю и прилив иммигрантов»[8] мешали «неизбежным следствиям капиталистической системы проявиться в Америке во всем своем блеске»[9], то теперь эта стадия развития страны уже стала делом прошлого. «Большой предохранительный клапан, который препятствовал образованию постоянного класса пролетариев, фактически перестал действовать. В настоящее время в Америке существует класс пожизненных и даже потомственных пролетариев… Тенденция капиталистической системы к окончательному расколу общества на два класса — горстку миллионеров, с одной стороны, и огромную массу наемных рабочих, с другой, — эта тенденция… нигде не проявляется с большей силой, чем в Америке…»[10] .
Америка не пошла по какому-то особому, исключительному пути, о котором мечтали проповедники идеи разрешения всех социальных противоречий при помощи бесплатных земельных наделов. Она
