О подъеме рабочего движения в Америке Твен, конечно, знал не только из речи Уэлша. Ведь к середине 80-х годов забастовки и даже кровавые схватки рабочих с войсками и полицией стали на родине писателя повседневным явлением. В одном только 1885 году под руководством «Ордена рыцарей труда» было проведено около двухсот стачек.
В «Новой династии» Твен сочувственно упоминает «Манифест Жалоб и Требований «Рыцарей труда», созданный еще в 1878 году. По всей вероятности, он познакомился с «Манифестом» задолго до встречи с Уэлшем.
Но то, что «мастер из типографии в скромном сером костюме», как охарактеризовал Джеймса Уэлша писатель, спокойно, гордо, хотя и «без малейшей… развязности», предстал перед видными членами законодательного органа страны в качестве официального представителя рабочих, произвело на Твена огромное впечатление. Чутьем демократа, человека из недр народа, он в какой-то степени уловил исторический смысл выхода на общественную арену нового класса — наемных рабочих.
О выступлении не очень-то крупного в конечном счете профсоюзного деятеля по не очень-то важному вопросу в одной из многочисленных комиссий сената Марк Твен говорит, как о событии поистине величайшего мирового значения. Вот как охарактеризовано в «Новой династии» значение речи типографа (напоминаем, эта речь была посвящена всего лишь вопросам авторского права):
«Это был, пожалуй, первый случай в истории, когда заговорила нация — заговорила не через посредство других, а сама, своим собственным голосом! И по милости судьбы мне довелось это видеть и слышать. Я почувствовал, как перед лицом этого зрелища поблекла вся мишура и все спектакли исторического прошлого. Их позолота, и глянец, и перья выглядели убогими в сравнении с этим царственным величием во плоти. И я подумал тогда — и продолжаю так думать, — что наша страна, так расточительно богатая сокровищами, которыми она по праву может гордиться, обрела новое сокровище, превосходящее все, что она имела до сих пор. Сама нация в лице этого человека держала речь…»
Марк Твен впал в невероятное преувеличение? Явно предался фантазии? Да, так мог бы подумать любой человек, решивший подойти к словам писателя только с позиций конкретных фактов. Но в членах комиссии сената Твен увидел правителей своей родины. А за спиной Уэлша он разглядел рабочие массы США. И в «Рыцарях труда» — новой династии» писатель выразил не только свои впечатления от речи рабочего, но и общие мысли о людях труда, родившиеся у него самого на основе большого жизненного опыта. Это были мысли о нынешнем соотношении классовых сил в США и о том, что несет стране, да и всему миру в целом, социальное будущее.
В высшей степени примечательно, что речь, написанная Твеном в начале 1886 года, коренным образом отличалась даже по форме от обычных его речей. Опытный и популярный оратор, он часто выступал в разных клубах и на званых обедах с речами-шутками, в которых своеобразно сочетались смешное и серьезное, балагурство и сатирический выпад, прихотливая игра словами и моральное поучение. В «Рыцарях труда» — новой династии» не найти веселой прибаутки, вставного анекдота. Вся эта речь — гневный рассказ о трагической судьбе трудового народа. Это также торжественный гимн во славу нового владыки мира — рабочего.
Писатель начинает с замечаний о том, что всюду, где человек обладает властью, он пользуется ею для порабощения себе подобных. Твен ссылается на пример современной африканской деспотии, упоминает о русском императоре, который одним мановением руки отправляет в Сибирь «несчетное множество молодых мужчин, матерей с младенцами на руках, седовласых старцев и юных девушек», а также называет многих монархов прошлого, известных своей жестокостью.
Дальше говорится об угнетении, источником которого является церковь. О церковниках Твен рассуждает, пожалуй, с особенной горечью. Дайте церкви власть, восклицает писатель, и «она примется безжалостно убивать, терзать, пытать, сжигать на кострах; причем ни сама она, ни ее приспешники не усомнятся, что она трудится не покладая рук на благо человека и во славу божию».
Наконец оратор переходит к угнетению, жертвами которого являются современные наемные рабочие. Твен отталкивается от частного факта. Хозяева конно-железных дорог заставляют своих служащих работать восемнадцать часов в сутки в холод и жару, моря их голодом. Но тут же писатель переходит к обобщению. Ведь то, что творят владельцы конки, чрезвычайно типично, ведь «тысячи других корпораций, компаний и промышленных предприятий» угнетают рабочих столь же беспощадно. В малом виден отсвет большого, между тираном императором и компанией, которая ведает конкой, есть много общего.
Твен суммирует. Угнетателей, говорит он, «немного: король, капиталист и горстка других — надсмотрщиков и подручных. Кто угнетенные? Их множество. Это народы мира: лучшие представители человечества, рабочие люди — те, кто своим трудом добывает хлеб для праздных белоручек».
Почему же сохраняется на земле такой несправедливый порядок вещей? Следует важнейший вывод, что в «политических обществах» сила определяет, что должно называться справедливостью. Сила создает законы и конституции. Так было в прошлом, на протяжении веков, в условиях господства королей. Такое положение существует и ныне.
Примечательно, что, говоря об угнетении людей, Твен теперь, по сути дела, ставит знак равенства между монархиями Европы и буржуазной Америкой. Факт этот исполнен огромного смысла. Автор «Новой династии» еще не изжил иллюзий насчет буржуазной демократии, и все же он видит теперь в США не царство равенства и свободы, а страну, где простые люди обречены на нищету и голод. Идеи, лежащие в основе «Позолоченного века», «Приключений Гекльберри Финна» и других лучших произведений писателя, получают дальнейшее развитие.
Однако значение ставшего нам известным столь недавно удивительного произведения Марка Твена этим не исчерпывается. Оратор не только жалеет угнетенных, не только осуждает поработителей. Он ясно и отчетливо говорит о необходимости перехода власти в руки трудового народа.
Мотив преодоления царящей в мире несправедливости возникал, конечно, у Твена и раньше. Создатель целой галереи светлых народных образов, он не раз выражал в своих сочинениях мечту о победе народа над силами зла и эксплуатации. Но в «Принце и нищем» человек из низов обретает власть сказочным путем. Гек же решает вопросы справедливости в пределах, доступных подростку. Принципиально новое в этой речи Твена заключается в том, что он теперь ставит вопрос о завоевании господства трудовыми людьми и в первую очередь всеми рабочими.
До сих пор, говорит писатель, «с незапамятных времен король и ничтожное меньшинство угнетали народы… им принадлежала власть решать, что справедливо, а что нет. Какой была эта власть, реальной или воображаемой? — спрашивает Твен и отвечает: — До сих пор она была реальной».
Но отныне открывается возможность превратить эту власть в ничто, в «тлен и прах». Ибо поднимается колосс — трудовой народ, который сильнее всех королей на свете, поднимается великая сила. «…И вы, кто имеет глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, уже можете различить вдали сияние ее знамен и поступь ее воинства… она взойдет с господней помощью на свой трон и поднимет свой скипетр — и голодные насытятся, и нагие оденутся, и надежда блеснет в глазах, не знавших надежды. И фальшивая знать уберется прочь, а законный владелец вступит во владение своим домом».
Марк Твен верит, что основой для перехода власти из рук меньшинства в руки большинства послужат буржуазно-демократические устои. По его убеждению, достаточно американским избирателям-трудящимся, то есть большинству народа, заявить меньшинству, что «существующая система прав и законов» должна быть вывернута наизнанку, и сразу же эта система «перестанет существовать», причем все это произойдет абсолютно легальным путем. Но примечательно, что он представляет себе победивший народ прежде всего как рабочий класс.
Писатель вкладывает в уста Уэлша слова, напоминающие стихи Уитмена с их гордым утверждением величия людей труда, их мощной риторикой и яркими параллелизмами. Типограф говорит: «Я присутствую здесь не как рабочий-печатник, и не как каменщик или плотник, и вообще не представляю какой-нибудь одной профессии. Я выступаю от имени рабочих всех профессий, всех отраслей промышленности, всех моих собратьев, которые каждодневно зарабатывают собственными руками хлеб насущный на огромном пространстве от Атлантического океана до Тихого, от Мэна до Мексиканского залива, чтобы прокормить себя, своих жен и детей. Мой голос — это голос пяти миллионов человек».
Мы сказали: писатель вкладывает слова в уста Уэлша… И это действительно так. Есть данные, что типограф Уэлш ничего подобного не говорил, что Твен заимствовал у него только цифру численности «Ордена рыцарей труда».
