я прожил уже столько лет, — начал Токуда — Оба они интересны, хотя совершенно различны не только по внешности, но и по характеру образованию, привычкам.
Мито Экимото в армию попал с острова Кюсю, из города Кумамото, он родился в Эдо — так называлась наша столица раньше. Окончил политехнический факультет Токийского университета — он инженер Образование получил благодаря брату, человеку состоятельному Тот оплачивал лишь учебу, думать же о крыше над головой и хлебе насущном студент обязан был сам, так что ему приходилось не только штудировать конспекты, но и работать, где и кем придется В армию призван в сорок четвертом году, к тому времени имел уже две пары близне нов — двух мальчиков и двух девочек Мы, японцы, очень любим детей, относимся к ним с большой нежностью, европейцы даже сетуют, что мы их балуем без всякой меры. Не берись судить об этом, но с древних времен у нас укоренился обычай отдавать своих малышей на воспитание в богатые, но бездетные семьи родственников или друзей Вам трудно понять, вы из другого мира, но в тех семьях, куда попадают детишки, к приемышам относятся как к родным. Их окружают и заботой, и лаской, воспитывают и дают образование Таким образом, у ребенка при живых родителях появляются еще мать и отец Я хочу подчеркнуть — детей не сплавляют с рук, а отдают на воспитание. Иногда эти дети с общего согласия родителей и родных, и приемных — даже принимают фамилию своих one кунов. Экимото–сан не мог прокормить столь многочисленною семью, тем более что с работой было туго, да и заработок начинающего инженера невелик. И он стал перед дилеммой или опуститься до полной нищеты, или отдать детей старшему брату, человеку бездетному Я повторяю, в этом у нас никто не видит ничего предосудительного. Но у Экимото–сан дурной характер — он очень горд А гордиться в нашей стране можно, лишь имея солидный куш в банке. Он хотел быть единственным отцом своих детей — это и стало главной причиной того, что он согласился быть зачисленным в сухопутные камикадзе и остаться на Варудсиме. Теперь семья получает от государства пенсию — они могут жить безбедно, во всяком случае, не голодают. Он, можно сказать, ушел из жизни, чтобы дать своим детям возможность жить и учиться. У нас за все надо платить, иногда эта цена очень высока, но приходится выбирать из двух зол меньшее, иного выхода нет Мы систематически слушаем радио и знаем, что сейчас в Японии опять кризис, много безработных. Мне кажется, Экимото–сан поступил благородно и правильно. После поражения в войне, при огромном количестве появившихся в результате демобилизации дешевых рабочих рук ему с семьей пришлось бы туго. Он очутился бы на грани не просто нищеты, а смерти. Ради благополучия детей он пожертвовал собой. Экимото–сан необщителен и молчалив, но прекрасный человек, замечательный художник, влюбленный в технику, и, как это ни покажется странным, именно ему мы обязаны тем, что едим свежие овощи и грибы.
Они несколько минут молчали, думая каждый о своем. Потом комендант отхлебнул из чашечки и продолжил:
— Иного склада радист Накамера Ясуда. Он родился на Хонсю, в Осаке Как ни прискорбно и ни чудовищно говорить об этом в двадцатом веке, который многие окрестили атомным и космическим, но Накамура с появления на свет был обречен. Он принадлежал к париям. Да, к самым настоящим изгоям, такие когда–то были в Индии, что–то вроде касты неприкасаемых. У нас их называют буракумин и подвергают ничуть не меньшей дискриминации, чем негров или индейцев в США. Но там в ее основе лежит расовый признак, у нас же профессиональный По внешнему облику эти люди ничем не отличаются от других, они такие же японцы, как и сам император, и тем не менее их третируют.
Если вы прошествуете по широкой фешенебельной улице Осаки, которая ведет к университету, то за магазином Муйзи попадете в узкий переулок — это Сака: гетто буракумин. Зловоние и грязь, оборванные и изможденные дети, болезни и безысходная нищета. Почти полная неграмотность — удел отверженных. Возникло это в глубокой древности, и трудно установить точную дату, ссылаются на разные источники — и получается большой разнобой. Одни говорят, это произошло в шестнадцатом — семнадцатом веках, другие утверждают, что значительно раньше Самураи, которые составляли от силы две пятых населения, потребовали четко разграничить систему каст. Сами они, разумеется, обосновались на вершине, потом шли крестьяне, ремесленники, купцы и наконец буракумин. Раньше их называли «эта» — «отбросы» или «хинин» — «нелюдь». Сенсены — правители Японии, — как я уже упоминал, исходили из профессионального признака и объявляли «нечистыми» всех, кто занимался «нечистой» работой — резал и свежевал животных, выделывал кожи, скорняжничал, служил мусорщиком, рыл могилы, обмывал покойников. Если учесть, что профессия передавалась по наследству, то станет ясным: попав в парии, выбраться из их рядов невозможно.
В период «Токугава», с 1603 по 1868 год, эти люди уже официально считались неполноценными и обитали в трущобах, по–японски — «бураку». Их обязывали носить особой расцветки одежду со специальным кожаным значком. Так длилось до 1868 года, когда император Мейдзи сначала отменил касту самураев, а в 1871 году — и старые сословные деления. Но равенство осталось только на бумаге, в жизни же ничего не изменилось. Бывшие «нелюди» были занесены в «семейные» списки и стали «новыми подданными». Каждый имеет право в муниципалитете проверить эти списки, а при бракосочетании их проверяют и официальные органы. Стоит знать место рождения или адрес, чтобы выявить, что вы буракумин со всеми вытекающими последствиями.
Протестовали ли сами эта? В двенадцатом году правления Тайсе, то есть в 1922–м, в поселках Кавой и Миякэ произошел настоящий бой между шестьюстами эта, вооруженных палками, мечами, бамбуковыми пиками, и тремястами членами шовинистических организаций. К ним присоединилась и «военная косточка» — более тысячи военных в отставке. Конечно же, несчастные были жестоко наказаны за свое «непослушание», и жизнь их стала еще беспросветнее.
Токуда поднялся со стула, подошел к шкафу, раздвинул стекла и достал тонкую пожелтевшую брошюрку.
— Вот что эта писали о себе в прокламациях, я прочту вам: «Мы сдираем шкуры с убитых животных, а с нас. живых, сдирают кожу. Мы вынимаем сердце из мертвых животных, а из нашей груди вырывают теплое, живое сердце. А ведь мы тоже люди, в наших жилах течет красная человеческая кровь…» — Капитан захлопнул книгу и поставил за стекло. — Насколько мне известно из радиопередач, сейчас эти обездоленные основали в Осаке свою организацию — «Союз борьбы за освобождение». Эта не смирились со своей участью, они борются. Мне кажется, в конце концов их усилия не пропадут даром — справедливость должна восторжествовать. Всем сердцем я на их стороне и желаю успехов в их праведном деле.
Капитан помолчал, словно собираясь с мыслями, и неожиданно, горько усмехнувшись, добавил:
— Представьте себе, молодой человек, некоторые современные исследователи–статистики, как наши, так и американские, приводят различные данные, якобы подтверждающие неполноценность эта, негров и прочих цветных. Основной–де процент преступников и других социально опасных элементов составляют именно они, эти отверженные люди. Какая гнусная подлость! Какая вопиющая и беззастенчивая ложь! Все тут поставлено с ног на голову, извращено и фальсифицировано. Кто довел их до этого? Кто толкнул на столь ужасный путь, отрезав все дороги к иной жизни? Кто виноват в их трагедии? Я глубоко убежден: они обычные нормальные люди, но дискриминация, издевательства и глумления, лишение работы, всяческие ограничения и притеснения оставляют единственную стезю: чтобы не умереть с голоду, они идут на преступления. Я уверен: если бы им создали терпимые условия существования, многие бы прославили человечество добрыми и выдающимися деяниями. Вся болтовня об их неполноценности или, как выражался Гитлер, «недочеловечности» — людоедский бред.
Вот в такой семье и появился Ясуда. Постоянные унижения и обиды озлобили ребенка, а впоследствии и юношу. Увязав фурусики — узелок с немудреными пожитками, — он сбежал из дому и сделался, подобно тысячам, маленьким жестоким волчонком. До армии бродяжничал, скитался по городам и весям. Затем недолго шалопайничал в порту, сменил несколько самых низкоквалифицированных профессий и в конце концов, совершенно не задумываясь о последствиях и не заглядывая в будущее, пришел к выводу: надо заниматься тем, что требует мало сил и энергии и хорошо оплачивается. Но Ясуда был слаб и телом, и духом, а там, в том окружении, куда он попал, царил только один закон — крепкий кулак, жестокость и отчаянная, безысходная дерзость.
Постепенно он скатился на самое дно, стал промышлять сводничеством, торговлей наркотиками и мелким воровством. За какую–то темную историю ему грозила тюрьма — единственным спасением было добровольное вступление в армию.
