Стихи и эссе

Пляшут во тьме лучи —
Вершители и справедливцы
Шлют друг другу послания.
Я, как и все, порождение
Эроса и земли,
В отчаяньи всеотрицания, —
О если бы я сумел
Вспыхнуть огнем утверждения!

ЭПИТАФИЯ ТИРАНУ[7]

Совершенства он жаждал в конечном счете,
Но были стихи его простоваты.
Он тонко использовал глупость людей,
Все строил на армии и на флоте.
Он ржал — и хихикали депутаты,
Вопил — и смерть косила детей.

НЕИЗВЕСТНЫЙ ГРАЖДАНИН[8]

Этот мраморный монумент

воздвигнут за счет государства

в честь XC/07/M/378

Бюро статистики подтвердило снова,
Что он не судился, все данные говорят:
В современном смысле старомодного слова
Он праведник, внесший свой скромный вклад
В развитие нашей Великой Страны.
С самой юности до пенсионного года
Он ни разу (исключая годы войны)
Не увольнялся со своего завода.
В Кукиш-Моторс ему всегда были рады:
Не штрейкбрехер, достойные взгляды,
Профсоюзные взносы уплачивал в срок
(Профсоюз положительный), означенный парень,
По мненью Психологов, был популярен
На службе, и выпивка шла ему впрок.
Каждый день он покупал по газете,
Реакция на Рекламу была первый класс,
Застрахованный от всего на свете,
Он в Больнице, однако, был только раз.
Согласно Вестнику высших сфер,
Он был поклонник Системы Рассрочек,
Имел все вещи и, среди прочих,
Радиолу, машину, кондиционер.
По мнению Службы общественных мнений,
Во взглядах его был здравый резон:
Если был мир — за мир был и он,
А война — он шел на войну. Тем не менее
Он выжил, имел пятерых детей,
Наш Демограф писал в одной из статей
О количестве этом как об идеале.
В Школе был смирным, правильно рос.
Был ли счастлив? Свободен? Странный вопрос:
Если б не был, мы бы об этом знали.

ЩИТ АХИЛЛА[9]

                Она глядит, как он ладит щит,
Надеясь узреть на нем виноград,
                И паруса на дикой волне,
И беломраморный мирный град,
                Но на слепящий глаза металл
Его искусная длань нанесла
                Просторы, выжженные дотла,
И небо, серое, как зола…

                Погасшая земля, где ни воды,
Ни трав и ни намека на селенье,
                Где не на чем присесть и нет еды,
И все же в этом сонном запустенье
Виднелись люди, смутные, как тени,
                Строй из бессчетных башмаков и глаз
                Пустых, пока не прозвучал приказ.

                Безликий голос — свыше — утверждал,
Что цель была оправданно-законной,