Кута. Но кто мог протестовать? Таких смельчаков не находилось.
У Головатого образовалась целая толпа соискателей доходных сделок и его покровительства, вплоть до покупателей лично ему принадлежащего имущества, оставленного судьей за Бугом.
Какой?то Станислав Годлевский запанибрата называл его рябым, с красным лицом, казачиной и сам напрашивался в разряд «жалованных черноморцев». И запросто просил у него подмоги с людьми с целью направления их на его крымские рыбные и другие промыслы, хотя бы в числе сорока человек, «не слишком сивуху жалующих». Иначе, мол, с подобными шалунами и разориться можно.
— И как, послал судья ему рабочую силу? — спросил Федор приятеля.
— Это мне неведомо, — признался Никифор. — Начальство нам такие секреты не выдает.
У Чепеги дел хватало невпроворот. Из Копыла ему была доставлена депеша полковника Захария Малого, ответственного за охрану кордонной линии до Кизилташа. В ней говорилось, что бежавший из плена от черкесов украинский казак Иван Черный доставил тревожные сведения: будто беспокойные соседи замыслили перебраться через Кубань и спалить все свежескошенное и заскирдованное на зиму войсковое сено черноморцев, обречь их скот на бескормицу и гибель.
— Какие хитрецы! — негодовал атаман. — Но мы сделаем так, что из этого у них ничего не получится.
Кошевой приказал от Копыла до Темрюка усилить посты и пикеты, ввести дополнительные залоги, с предосторожностью выжечь прилегающие к ним прибрежные камыши, дабы осветить местность и пресечь попытки внезапного нападения злоумышленников.
Повелел он Малому поплотнее сгруппировать переселенцев, кто на отшибе устроился — всех сосредоточить в назначенных общих селениях, каждый обязан в готовности держать ружья и пики, всем вместе обеспечить наивысшую безопасность. О превентивных мерах стало известно на левобережье Кубани. Оттуда дерзкая акция не последовала.
— Предусмотрительно и мудро поступил наш батько, — хвалили старшины и многие казаки своего атамана. — Не зря он стал воспреемником рассудительного и храброго Сидора Белого.
Вскоре по настоянию Чепеги Головатый обосновался в главной войсковой резиденции. Возникло полносоставное правительство в лице триумвирата: Чепега, Головатый, Котляревский. На подхвате у них верноподл, анно трудились войсковые есаулы Гулик, Кордовский, полковники Чернышев, Животовский и другие.
Значительная роль отводилась первому губернатору Екатеринодара поручику Даниле Волкорезу. Ветеран минувшей русско — турецкой войны возвратился с бранных полей, изведав немало передряг. Под Измаилом неприятельская пуля навылет прошила ему щеку и остановилась в полости рта. Выплевывая ее вместе с выбитыми зубами и кровью, храбрый офицер сердито выругался:
— От нехристей — басурманов лучшей закуски не дождешься.
По Волкорезу рассказ вел Федор Дикун. И по другим моментам из жизни только что проклюнувшегося града Екатеринодара он просвещал Никифора. Тот внимательно слушал друга. Времени от расставания до их встречи миновало совсем немного, а они все никак не могли наговориться. Уединившись в закутке казармы, однокашники продолжали обсуждать виденное и слышанное, запечатлевшееся в памяти.
Детализируя рассказ по первому городничему Екатеринодара, Федор добавил:
— На днях Чепега вручил ему длиннющий ордер, как управлять городом и следить за порядком в нем. Любо- дорого там сказано: ночью по всему граду иметь обходы и шатающихся не в свое время без дела шалунов брать в тюрьму и держать там до утра и только по выяснении их личностей отпускать домой.
— Есть над чем поразмыслить гулякам, — соглашался
с доводами атаманова циркуляра добродушный Никифор. — Нам с тобой это предписание ничем не грозит. Горилкой мы не увлекаемся. На свидания с девчатами бегать не приходится, поскольку их здесь почти нет.
Никифор лукаво подмигнул:
— А может, Федя, за тебя я напрасно ручаюсь? Ведь у тебя дружба с Надией. Давно с ней виделся?
Дикун ответил:
— Давно. Сразу после приезда на Кубань. Не знаю, что там сейчас у них, в Васюринской.
— Съезди, узнай.
— Ну да! Вот в этих лохмотьях?
Федор отвернул дырявый рукав свитки, показал на протертые, кое — где залатанные шаровары. И с горечью сказал:
— В такой одежде стыдно на людях показываться. А когда справлю новую — еще неизвестно. С казенных работ много не получишь.
Дело шло к зиме. По утрам побуревшая степь застилалась плотной кисеей тумана, который расходился медленно, словно в неохотку, зачастую сменялся мелким моросящим дождем. Неуютом и прохладой веяло от полевых просторов. Но вот проглядывало солнце, вместе с ветром оно просушивало землю, и Карасунский Кут, крохотное селеньице на берегу Кубани, приободрялся, его впервые проложенные стежки — дорожки освобождались от липкой грязи и ходить по ним становилось вмоготу любому взрослому и мальцу.
Перед новым годом слабый снежок выпал. По старым обычаям Рождество черноморцы отметили колядованием, ряжением в одежды колдунов и ведьм, добрыми квартами варенухи и от пуза потребленными галушками и варениками и, разумеется, казачьими плясками и песнями.
В атаманском доме Чепеги «на вереи» собрался весь главный «синклит» — Головатый, Котляревский, Гулик, Кордовский, Высочин, Чернышев, Великий и другие старшие по чину. Все они прочно поселились в Карасунском Куте. Впрочем, Головатый оставил за своей семьей главную базу в Фанагории. Там он воздвиг более капитальный дом, чем при Карасуне. И Таманскую церковь Святого Покрова обихаживал больше.
Соратники держались по — свойски, не отказывая себе ни в закуске, ни в выпивке, которые подавала старуха — приживалка, атаманова экономка. Уже где?то к концу ужина Чепега с сожалением произнес:
— Товариство мне бразды правления вручило, а я в письменных науках нисколько не смыслю. Прямо хоть плачь — на бумагах вместо подписи крестик ставлю.
Рослый, с крупной лысиной, обрамленной светлым пушком, войсковой писарь Котляревский с готовностью предложил:
— Это все поправимо. Для порядка обратитесь с просьбой в правительство, а мы вам, батько, выделим отдельного писаря, который будет подписывать вместо вас все деловые бумаги.
Так и появилось на свет колоритное по признанию атаманское письмо:
«Как я грамоты читать и писать не умею, а по должности кошевого атамана, высочайше мне вверенной, к письменным делам письмоводителем оного войска полковой старшина Степан Порывай войсковым правительством определен, то я препоручаю ему, старшине Порываю, яко своему письмоводителю, на делах, имеющих происходить от меня и во время заседания моего в оном правительстве, от правительства меня подписывать».
В зимнюю пору с Тамани прислал Юзбаши сообщение об учреждении гауптвахты, трехразовых караульных обходов города в ночное время, введении должности базарного на фанагорийском рынке, примерно в том же духе развертывал свою деятельность екатеринодарский городничий Даниил Волкорез.
Где люди — там и неурядицы. Без них не обходится. И решения по ним зачастую выводились на высшие инстанции. В каком?то малом таманском селении Захарьев- ке завелись воровство, пьянство, хулиганство. Вмешался Чепега.
— Чтобы не было таких безобразий, — распорядился он, — надо усилить караульную службу, если не сыщется виновник — бить киями взрослых захарьевских жителей через каждого третьего.
Кроме огорчительных в войсковое правительство поступали и сведения, радующие душу и сердце его начальников. Правящий должность войскового есаула секунд- майор Тиховский докладывал Чепеге, что на вверенной кордонной линии «от устья Черного моря до Усть — Лабин- ской крепости дела во всем обстоят благополучно». Не
ведал, не гадал Тиховский, что через несколько лет сложит он голову в неравной схватке с многочисленной разбойной шайкой и в памяти потомства его имя перейдет в название хутора вблизи
