Предпосланная ему статья главного редактора, где указывалось, что вообще-то эти «десять… оказались по ту сторону баррикад» и «покинули свой народ в самое тяжелое время», скорее всего, была адресована консерваторам, которых следовало убедить: эта публикация на самом деле служит делу разоблачения отщепенцев, то есть целям партии и советской власти.
Письмо еще не вышло в «МН», а его уже атаковала «Правда». В статье «Паника в стане бывших» Виталий Корионов утверждал: его авторы – «…торгующие собственной совестью, провокаторы, лжецы и клеветники… презрение вызывают они у советских людей», их подлинные друзья – «афганские душманы, никарагуанские 'контрас', полпотовские убийцы». Финал выдержан в классическом стиле: «Кучка отщепенцев в преддверии великого праздника – 70-летия Октября – пытается швырнуть поток грязи в наш светлый дом. Не выйдет!»
«МН» – еженедельник, и потому подборка читательских мнений под заголовком «Время и жизнь навсегда размежевали тех, кто ведет в нашей стране революционную перестройку, и бывших граждан СССР, которые на нее клевещут» вышла 5 апреля. Особо любопытны в ней отклики мастеров культуры, порой напоминающие суждения гонителей «МетрОполя». Григорий Бакланов: «Стыдное письмо… Авторы сказали, что они… не могут представить себе совершающихся у нас перемен… и не хотят, чтобы перемены у нас совершались». Олег Ефремов: «…Уезжая, люди эти в своей гордыне надеялись, что отъезд их станет акцией едва ли не государственного масштаба: дела в стране сразу же пойдут хуже, и тогда их оценят. А уехав, увидели: дела у нас сегодня разворачиваются серьезные, да без них. Своими силами обходимся. Вот и злобствуют». Лен Карпинский: «70 лет назад народ выбрал путь социализма, убежденный, что именно социализм – это хорошо. А авторам письма с народом оказалось не по пути». «Потому-то и формируется в общественном мнении отношение к письму как к предательству», – подводит итог Михаил Ульянов. Вот только не говорит,
12 апреля газета вновь комментирует письмо: Буковский используется ЦРУ для подрывной деятельности против СССР; Плющ – сторонник террористических методов борьбы против существующего в СССР строя; Максимов… возглавил созданный ЦРУ антикоммунистический журнал «Континент»; Любимов участвует в антисоветских акциях.
Не остаются в стороне «Советская культура» и «Огонек». В газете выходит заметка «Поборники свободы требуют репрессий», в журнале – статья «Была без радости любовь». Не забыт и Аксенов, дескать, он «круглые сутки нон-стоп отрабатывает американскую визу, гарантированную 'Метрополем'… с помощью которого он, Аксенов, надеялся приобрести капитал в глазах весьма определенных служб Запада…» «Огонек» же замечает, что скатился он «до черного дна, до радио 'Свобода'». Сами, мол, видите, на чью мельницу льет воду в эфире.
Хорошо, что есть эфир… То есть возможность ответить. И Аксенов отвечает заявлением: ни один автор письма не оставил Родину по своей воле. Одного вывезли в наручниках. Трех других обменяли на шпионов. Четырех, в том числе и его самого, лишили гражданства, а двум другим создали такие условия жизни, что выбора у них не было. Иными словами, пора бы уже говорить правду. Ибо иначе гласность – это не «открытость», как переводят на Западе, а «болтливость», и всё. Ведь
И вообще, советовал он советским мастерам пропаганды, довольно скрежетать по поводу «Свободы», лучше бы «открыли радиостанцию с альтернативным голосом у себя дома». Он и не думал, что редакция радио скоро расположится в Старопименовском переулке в Москве.
12
В канун визита Горбачева в США в декабре 1987 года телекомпания CBS просит Аксенова, известного хорошим английским и ироничностью, сыграть в небольшом телесюжете роль как бы гида генерального секретаря по Вашингтону. Поведать, что бы он в первую очередь показал Горби, будь у него возможность поводить его по столице с операторами CBS.
Аксенов наметил места посещений. И вместе с комментатором Терри Симпсоном отправился в путь. Одним из первых на маршруте был леволиберальный книжный магазин
– Видите, Терри, – сказал Аксенов, – это и есть социалистический реализм.
Дальше – джаз-клуб
– Я бы сразу отбросил коньки, – улыбнулся виртуоз импровизации.
А ведь молодость Горби пришлась на пятидесятые, стали рассуждать собеседники, и он вполне мог уважать джаз. Да, решили, мог! Ну так пусть и дальше лабает «весь этот джаз» перестройки, а если надо – то и импровизирует! Давай, Gorby, давай!
Зашли в торговый центр Джорджтауна, весь в сиянье витрин и улыбок продавцов.
– А что бы подумал Горбачев, если бы попал сюда? – спросил Симпсон.
– Ну, он мог подумать тут, что всё это к его приезду приготовили, – пошутил Аксенов.
Он имел в виду советские «потемкинские деревни», когда для имитации изобилия к приезду начальства напоказ выставлялось всё припрятанное в тайниках. Пошутил. А передачу посмотрели в посольстве. И шутка вышла боком.
Горби прибыл в конце 1987-го. А в начале следующего года Майя, гражданства не лишенная, полетела в Союз. Поспела как раз к первой после отъезда Аксенова его публикации в СССР – выходу в сатирическом журнале «Крокодил» фрагмента книги «В поисках грустного бэби», озаглавленного «Мы штатники». То, что его напечатали без спроса, – не проблема. Штука в том, что за публикацией последовала подборка читательских писем. Любой, кто при советах работал в газетах, знает, как
«Нет, это ж надо ж! Аксенов 'всплыл'! Вот она – гласность!..Ему не – стыдно. А мне за него стыдно. Я бы ему его книги через забор бросила, как когда-то люди гамсуновские книги 'возвращали'».
«Браво, Аксенов! Вы поистине недосягаемы в расшаркивании перед 'желанным Западом'. Вы один на Джомолунгме предательства и лицемерия…»
«В колледже он работает внештатником, а штатник он совсем в другом месте. В парижском (?) филиале радиостанции 'Свобода' – обычного подразделения ЦРУ… Там американские сержанты и майоры ставят по стойке 'смирно! ' всяких там Basil и Со и дают им команды: 'Оплевать!', 'Оболгать!', 'Оклеветать!'».
Подборку скроили по знакомым советским «сатирикам» лекалам клеветы и травли. Возможно, она – своего рода ответ на шутку Аксенова о визите Горбачева в вашингтонский магазин: вы-де всё шуточки шутите, господин писатель, а вот гляньте, что думают о вас советские люди. Вряд ли она сильно задела Василия Павловича. Скорее всего, не больше суждений Бакланова, Ефремова и Ульянова о «письме десяти». Другое дело, что этот шаг легко читался как предостережение от попыток возвращения: даже не думай.
А он и не думал. В Штатах все шло хорошо. Аксенов пробовал перо в англоязычной эссеистике, полагая, что этот жанр близок интеллектуальной Америке. 10 марта 1985 года в
