составить письменный контракт, в котором следовало бы указать полагающиеся ему проценты. Импресарио из Лондона, Парижа, Вены слали телеграммы, предлагая Белле контракты на огромные суммы; и Эрнест Джургенс добился для нее очень выгодных условий, с миллионными авансами, но не воспользовался случаем, чтобы определить себе зарплату. В действительности единственной причиной, почему он не сделал этого, был страх. Он боялся, что, если заговорит с Беллой о деньгах, она оставит его.
Со временем, правда, Джургенсу удалось добиться для себя мизерного вознаграждения. Когда же пришло время возвращаться в Европу, он убедил Каролину отложить на несколько месяцев выступления в Старом Свете, сославшись на то, что для упрочения нью-йоркского успеха следует продлить пребывание в Америке. Однако главная цель этой отсрочки – оставаться рядом с Каролиной как можно дольше, хотя бы и деля ее с другими мужчинами. Пытаясь оправдать неблагодарное отношение к Джургенсу, многочисленные измены своему верному другу и импресарио, Отеро рассказывает различные истории, выдавая себя за жертву палача.
Всегда старавшаяся предстать перед окружающими любящей и страстной женщиной, Каролина и своего биографа мадам Вальмон убедила, что очень страдала из-за коварства Джургенса и потому разлюбила его. Это было впервые, когда Белла, чтобы оставить мужчину, использовала в качестве повода ревность. Впоследствии это объяснение станет для нее привычным при очередной смене любовника. Все, знавшие Беллу Отеро, единодушно свидетельствуют, что она была щедрой и часто помогала людям, поддерживала как морально, так и материально в особенности женщин, оказавшихся под конец жизни в одиночестве и нищете. Однако в том, что касалось любовников, Белла была беспощадна. «Я всегда была очень ревнива» – лжет она в мемуарах, – возможно, это мой недостаток, но у меня такой характер, что я никогда не соглашусь делить свое счастье с другой женщиной».
Со своим импресарио Отеро тем более не церемонилась: однажды на карнавальном вечере, когда Джургенс, по ее словам, слишком приблизился к одной из актрис во время танца, Белла решила публично продемонстрировать испанский темперамент. Влепив Джургенсу две звонкие пощечины, она вышла из зала, громко ругаясь по-галисийски; к счастью, ее слов никто не понял. Мольбы Джургенса и дорогие подарки, купленные на деньги, взятые из кассы «Эден мюзе», были напрасны. После того случая Белла порвала с ним, встав в позу смертельно обиженного человека. Джургенсу, уже оставившему к тому времени жену и детей ради «своей» звезды, ничего не оставалось, как переехать из маленькой гостиницы в другую, еще более скромную, ждать и надеяться…
Прошли месяцы. Джургенс видел Каролину входящей или выходящей из артистической уборной, но в конце концов ему удалось вырвать у нее небольшую награду: Белла согласилась поужинать с ним в день своего рождения – 4 ноября ей исполнилось 22 года. Это была скорее не награда, а милостыня, но нищим приходится довольствоваться немногим.
По этому случаю Джургенс опять раскошелился, купив Белле «эксклюзивный» подарок. О том дне напоминает вещица, которую Белла хранила до конца дней, возможно, не столько из сентиментальности, сколько потому, что ей просто не удалось продать ее, как остальные украшения, поскольку сама по себе она ничего не стоила. Это было металлическое сердечко с надписью «Моей дорогой Каролине от друга Эрнеста Андре Джургенса, 4 ноября 1890». На этом сердечке, сфотографированном Артуром X. Льюисом, одним из биографов Каролины, видны по краям три маленьких отверстия. Можно предположить, что оно было прибито к шкатулке для драгоценностей. Что было внутри, осталось неизвестно.
Скоро предстояло возвращаться в Европу, где было заключено несколько контрактов, но Белла не спешила, стремясь закрепить свой успех в американском высшем свете. Надо сказать, сводя с ума мужчин и добиваясь от них денег и подарков, она старалась поддерживать хорошие отношения и с женщинами. В Нью-Йорке (впрочем, как и в любом другом городе) жизнью общества руководили женщины. Именно они решали, кого принимать в доме, а кого нет, кого бойкотировать, а кого вознести на пьедестал. Мужчины чаще всего подчинялись их воле и покорно отвергали или принимали в своем кругу людей, выбранных их женами, признавая за ними, как говорят англосаксы, статус
Тем временем «графиня» продолжала свой роман с Вильямом Киссамом Вандербильтом, что в глазах окружающих делало ее одной из самых желанных женщин. Кто же этот Вандербильт, часто упоминавшийся как в светской хронике, так и на страницах деловых газет? Внук Корнелиуса Вандербильта, основателя династии, сделавшего огромное состояние на строительстве железных дорог. Когда Вильям познакомился с Беллой, он был женат на Альве Эрсткин Смит, довольно пышной красавице из старинной семьи южан. Она помогла Вилли преодолеть преграды, создаваемые реакционными представителями древних фамилий перед
Семья Вандербидьт, или Как стать «одним из нас»
В конце XIX века такие известные ныне семьи, как Вандербильт или Морган, должны были приложить невероятные усилия, чтобы войти в высшее общество. Они использовали для этого широко распространенный в Соединенных Штатах прием, потребовавший от них значительных сумм, – стали финансировать общественные организации и стройки, что должно было обеспечить им популярность и славу покровителей города. На так называемые «новые деньги» они построили, например, Колумбийский университет и здание «Метрополитен-опера», а также целые кварталы Нью-Йорка. Постепенно, доллар за долларом, их щедрость смягчила сердца снобов из «Четырехсот».
Окончательно Вильям и Альва Вандербильт заняли место на вершине высшего общества после двух светских событий. Сначала на свой роскошный бал дерзкая Альва не пригласила семью Астор, дабы бросить им вызов, а затем последовал другой блестящий ход: ее дочь Консуэло вышла замуж за герцога Мальборо (в дипломатической ловкости Альва не уступала флорентийскому кардиналу). Свадьба – вернее сказать,
Однако все дела стали второстепенными для отца семейства в период его любовной связи с Беллой. В те времена его интересовали не столько пыльные дворянские гербы и свои дела, сколько развлечения. Настоящей страстью еще молодого Вильяма Вандербильта были яхты, поло и женщины, хотя точно неизвестно, в какой последовательности. «Господин Вандербильт почти не говорил тогда по-испански, – вспоминала Каролина, давая интервью много лет спустя, – а я знала всего несколько слов по-английски, но он пригласил меня поужинать и я приняла приглашение. На следующий вечер он предстал передо мной с бриллиантовым браслетом в форме змейки, глаза которой были сделаны из изумрудов. Настоящий джентльмен».
Этот роман длился шесть лет с перерывами. Они продолжали встречаться и в Европе, зачастую на Лазурном берегу на борту «Альвы», великолепного прогулочного судна. Кстати, такую же яхту Каролина получила потом в подарок от Вандербильта, который, однако, не произвел на нее такого впечатления, как колье императрицы Евгении, потому что, по ее словам, она «плохо переносила морские прогулки». Но другие источники отмечают, что в то время Белла была подвержена губительной страсти к игре и едва не
