мне, что, несмотря на успех в Америке, в Париже меня никто не знает, но и возбудило мое тщеславие. Неправда, что «дама» сильно пострадала, – у меня обнаружили лишь вывих шеи, который быстро вправили в ближайшей больнице, где и был зарегистрирован несчастный случай. Использовав медицинское свидетельство и собственное красноречие, мне удалось убедить знаменитую «Пари суар», что именно я была той таинственной дамой, о которой говорили во всех салонах.
Через несколько дней, не упоминая имени господина Вандербильта, «Пари суар» опубликовала следующее сообщение: «Сеньорита Отеро, испанская певица, была легко ранена в дорожном происшествии, случившемся 4 октября».
Вскоре одна из самозванок, Рене де Пресль, почти неизвестная танцовщица и акробатка, написала возмущенное письмо в газету, предлагая показать раны на ногах, полученные ею при падении из фиакра в то воскресенье на бульваре Капуцинов.
Тем временем газета «Геральд трибюн», первоначально опубликовавшая сообщение с соблюдением анонимности, стала поддерживать вторую самозванку – Эву Ла Вальер, а говоря прямо, обычную проститутку: «Мадемуазель Ла Вальер была ранена 5
Была и третья «раненая», еще менее известная, желавшая выдать себя за таинственную спутницу Вандербильта, но все же в этом «соревновании» победила я. Совершенно не планируя этот эффектный трюк, столь благоприятно повлиявший на мой лондонский дебют, я, однако, не могла позволить каким-то шарлатанкам, не знавшим даже имени Вилли К., занять мое место. Скажи, Гарибальди, не появились ли голуби? Не понимаю, куда они подевались в этот вечер. Скорей бы уж прилетели, ведь так трудно отгонять воспоминания – к тому же не все они такие безобидные – о дорогом Вилли… В любой момент я снова начну думать об Эрнесте, и тогда…
Первые успехи в Европе
На основании сведений, полученных мной из книги биографа Артура X. Льюиса,[35] а также множества статей удалось восстановить некоторые моменты из жизни Беллы Отеро. Например, выяснить, что перед «блестящим лондонским дебютом» Эрнест Джургенс, все еще выступавший в качестве ее импресарио, сумел развернуть такую же успешную рекламную кампанию, как и в Нью-Йорке. Вести о его растратах еще не достигли Европы, и у Эрнеста было много друзей в театральном мире, которые помогли ему организовать выступление.
Джургенсу не удалось заполучить на представление кого-либо из членов британского королевского дома, что было его целью, однако в тот зимний вечер, когда состоялось первое выступление Каролины Отеро в знаменитом европейском театре, зал «Эмпайр» был полон влиятельных людей, готовых аплодировать танцовщице и восхищаться ее красотой. Критика же, напротив, отнеслась к ней менее благосклонно, чем американская, почти пренебрежительно. «Отеро танцует самозабвенно, – комментировала одна из газет, – но безо всякой техники, а о голосе ее лучше не говорить».
В действительности Каролина Отеро добилась успеха в Англии лишь два года спустя, когда выступила в знаменитой «Альгамбре». А ее выступления в «Эмпайр» продолжались лишь неделю, и то по настоянию Джургенса.
Вот еще одно критическое замечание, исполненное настоящего британского сарказма: «Отеро? О, она была почти без одежды, так что трудно было концентрироваться на ее искусстве».
После Лондона вся труппа (намного поредевшая со времен Нью-Йорка) продолжила турне по Европе, выступая в театрах, заключивших с Беллой контракт. Сначала был Париж, потом Берлин, где состоялось представление в театре «Винтергартен», затем Вена, Варшава, Брюссель, Амстердам… Каждый из этих городов отмечен именем нового любовника: если Париж начинался с Вандербильтом, то в Берлине главным героем стал внешне безобразный, но очень богатый барон де Ольстредер (каждый день он дарил Белле какую-нибудь драгоценность), а в Вене место ее любовника занял князь де Бельме… В одном из этих городов – а может быть, уже в России – Джургенс наконец решил отказаться от обязанностей импресарио Каролины. Не только из-за того, что больше не мог видеть этот мелькающий калейдоскоп мужчин, но и потому, что не одобрял того времяпрепровождения, которое Белла называла «своими частными вечерами».
На этих «вечерах», проходивших в каком-нибудь ресторане или частном доме, Каролина (как и в первый день в Нью-Йорке) танцевала на столе, услаждая узкий круг своих верных и, конечно же, очень щедрых поклонников.
С этого времени некоторые ее похождения стали пред метом обсуждения и в русских газетах. Белла уже зарабатывала огромные деньги, которые откладывала или приобретала драгоценности, потому что она, как и многие люди выросшие в нищете, ценила независимость и власть, которые давало богатство. Эти эксклюзивные выступления Отеро перед поклонниками в различных городах были не только очень выгодны в экономическом плане, но становились и великолепной рекламной акцией. О ней много говорили, слухи об этих «вечерах» передавались из уст в уста.
Начался 1892 год, Каролине только что исполнилось 23 года, и она успешно дебютировала в театрах «Аркади» и «Маи театр». Об испанской красавице Белле говорил весь Санкт-Петербург, но ее слава фантастически увеличилась после одного случая, ставшего легендарным. Она рассказала о нем мадам Вальмон в подходящем для всех ушей виде, но, согласно другим свидетельствам, эта так называемая «сцена с серебряным подносом» выглядела следующим образом:
«В отдельном помещении кафе «Куба» группа из тридцати офицеров, приглашенных неким гвардейским полковником, закончила свой ужин тостом в честь недавно короновавшегося царя Николая II. И тут полковник попросил гостей не уходить, потому что их ожидает второй, особенный десерт. Но прежде им следует завязать глаза. Оказывается, рядом с каждым прибором лежала черная лента, и все – кто удивляясь, кто смеясь – завязали глаза, не зная, чего ожидать. Полковник тем временем сделал знак метрдотелю, чтобы подавал «десерт», и под звуки татарской музыки вошли восемь мужчин с серебряным подносом двухметровой длины и поставили его на стол. После того как они удалились, офицеры сняли повязки и замерли в изумлении.
На подносе, едва прикрытая прозрачной газовой тканью, спала прекрасная женщина, лица которой не было видно под иссиня-черными волосами.
Зазвучала другая, более нежная музыка. Нимфа открыла глаза и потянулась, будто пробудившись от долгого сна. Из украшений на ней были лишь кольца на руках и браслеты на ногах. Она двигалась медленно, позволяя рассмотреть то, что скрывалось под легкой тканью. Потом она спрыгнула на пол и, двигаясь в такт музыке, стала приближаться к большим напольным подсвечникам, освещавшим зал. Все восхищенно наблюдали за эротическим и опасным флиртом газовой ткани с огнем. Казалось, будто Белла хочет, чтобы легкий покров сгорел, оставив ее обнаженной. Кто-то из офицеров попытался накрыть танцовщицу плащом, чтобы уберечь от пламени свечи, но Белла, по свидетельству очевидца, отстранила его со словами: «Пламя не сжигает Отеро».
Существует еще одна история, в очень «русском» стиле: ей Каролина посвятила несколько страниц в своих мемуарах. Это рассказ о том, как ей удалось спастись в снежную бурю благодаря помощи русского крестьянина, когда ее преследовал торговец скотом, желавший провести с ней ночь. По ее версии, этот господин послал за ней экипаж к театральному подъезду, но привезя во дворец очень далеко от города, насильно заставил раздеться. Каролина попросила у него стакан воды, чтобы выиграть время, и, пока мужчина неохотно отправился за водой, выскочила, босая и едва одетая, в окно. В отчаянии она бежала по снегу, пока ей не повстречался простой мужик, который спас ее, укутав в грязную козью шкуру. Завернувшись в нее, Белла попросила крестьянина отвезти ее в дом одного из верных поклонников и, едва оказавшись там, потеряла сознание.
– Я не пересказываю эту историю более подробно, потому что сомневаюсь в ее правдивости. Если этот случай на самом деле был, то, смущает отсутствие некоторых деталей, о которых героиня предпочла
