Мы сгораем, но все ж не горюем,Воедино нас жажда свела.Ах, июлем наш пир именуем —Мы пируем, и нас не минуютМамалыга [192] и чаша вина!
1967
РЕКИ
Оглохли, обезумели вы, реки!И реки ли — та грубая вода,Которая наносит в диком бегеНемало для Абхазии вреда?Вы источили грудь ее живую,Что вас вспоила сладостью своей,Уж кость видна! Я плачу и целуюНагие раны страждущих камней.— О, горе нам! Где мудрые растенья?Убита их целебная листва.И песней смерти станет песнь раненья,Коль добрый разум не спасет леса.
1967
«Слышу голос невнятный и странный…»
Слышу голос невнятный и странный…На исходе тишайшего дняБезутешность души безымяннойОкликает и мучит меня.Чу! Опять этой музыки лишнейСлышен звук. Но дорога пуста.Где же плакальщик, слёзы проливший?Где певец, отворивший уста?Слышу голос… Но что же он значит?Вознесясь над моей тишиной,Не моя ль это молодость плачетНадо мной, над моей сединой?Или всё, что должно быть воспето,Что воспеть я хотел и не мог,Моего не дождавшись привета,Шлет мне кроткий упрёк и намёк?Слышу голос… Добрейший, умнейший.Друг мой верный, ты — там, на войне,О, умевший любить и умерший,Как же ты не забыл обо мне?Осень, вечер, в невнятице серойРеют лики, крыла, имена.Тишина — это вздох милосердныйЧьей-то муки, простившей меня.Слышу голос…— Безумный, безумный! —Говорят домочадцы мои.Это действует вечный и шумный,Непреложный порядок земли.Переклик голосов бесконечен.Не печалься на этом пиру!Это добрый лепечет кузнечик.Это ставня скрипит на ветру.Умоляют:— Не слушай, не слушай! —Слышу голос… И все не пойму:В чём значение тайны насущной,Причиняющей муку уму?