мужики попытались взять девушку под опеку, но были посланы столь изящно и далеко, что вся охота лезть к доктору отпала. Нет, все равно приглядывали, но издалека и восхищались, что не мешало, правда, за глаза называть девушку Ледянкой, используя устаревшее значение этого слова. Откуда-то Эола услышала свое прозвище и долго бушевала, обещая показать им все генеалогическое древо всех матерей Кузьмы, за то, что ее лодкой прозвали. Пришлось успокаивать, разъясняя сходное значение. На Ледышку Эола согласилась. А потом я своими глазами видела, как наша Ледышка прыгала, заливаясь счастливым хохотом, получив известие, что ее очередная мачеха таки родила сына. Радость Эолы была вполне понятной – рождение ребенка мужского пола автоматически снимало с нее приставку «наследная» и позволяло заниматься любимым делом, не опасаясь, что ее призовут исполнять положенные по титулу обязанности. И еще я знала, что девушка в ближайшие несколько лет не собиралась вступать в какой бы то ни было брак, потому как это означало если и не конец ее карьеры, то существенное ограничение. Любой разговор на эту тему вызывал в принцессе яростное отторжение.
Выбравшись из ванны, встряхнулась по-собачьи и, накинув на шею полотенце, отправилась одеваться во что-то более удобное, чем приготовленный для открытия деловой костюм. За заботами, неизбежной руганью и прочими прелестями день пролетел на одном дыхании, и вот теперь я бездельничала, качая босой ногой над пропастью, жалея только о том, что не нашлось времени сегодня встретиться с ребятами. Можно, конечно, завалиться к ним в гости, но, во-первых, на хождение и ночи не хватит, да и народ только с работы, надо дать отдохнуть – по себе знаю, вывалившись с участка в первые сутки мало кого хочется видеть. Это я бездельничаю, а инспектора работают. Завтра будет прием, там и увидимся.
Тишину прорезал деликатный звонок. Помянув по-матушке Зака и его расхлябанность, перегнулась через подоконник, нащупывая пульт, предусмотрительно захваченный для подобного случая. Подцепив пульт я, не глядя, ткнула в темноту, нажав кнопку разблокировки дверей. Услышав характерный щелчок и вибрацию под пальцами, кинула пульт на пол, возвращаясь к прежнему занятию, предоставляя мальчишке набить в темноте пару шишек.
Несколько секунд послушав тишину, не выдержала – обернулась. Лучик света, проникший из коридора, превратился в широкую полоску. Ну, и чего, спрашивается, на пороге застыл? Перекупался? Я уже собиралась съязвить во весь голос о мужских умственных способностях, когда световая полоска разбавилась темным силуэтом и загробным Наташкиным голосом:
– Аня? Ань, ты здесь?
Подавив соблазн ответить отрицательно, созналась – да, я здесь, а заодно пригласила войти. Дверь закрылась, гася коридорный источник света.
– Ань, а чего так темно?
– Потому что свет выключен, – объяснила я ночному небу очевидные вещи, – выключатель на стене.
Из-за спины хлынул поток света, нагло отгоняя темноту подальше от окна. Я обреченно вздохнула, пошевелив босыми пальцами, заранее смиряясь с испуганными возгласами и очередным потоком глупых вопросов.
– Ань, ты где?
Началось! Я хмыкнула, воображение тут же нарисовало Наташку, стоящую посреди гостиной и растерянно вертящую головой.
– Здесь, – схватив за хвост народившуюся рифму, откликнулась я, даже не повернув головы, чтоб посмотреть, насколько права оказалась чуйка.
– Ты… ты на окне, что ли?!
– Нет. Я за окном, – поправила я, туша сигарету в стоящей у бедра пепельнице.
– Шутки у тебя глупые! – укорили меня, отдергивая плотные портьеры. – Ой!
– Какие шутки? – ухмыльнулась я, в ее ошарашенные глаза, – только правда. У меня вообще с чувством юмора нелады. Ты же знаешь.
– Что ты там делаешь?!
– Выкидываюсь! – но видя, как побледнело лицо женщины, поспешила успокоить, – Да курю я здесь и кофе пью.
В доказательство предъявила полную пепельницу и чашку с растекшейся на дне кофейной гущей. Жестом попросив Наташку сдвинуться, легко спрыгнула в комнату, закрыла фрамугу, провернув ручку в положение «закрыто». Услышав облегченный вздох, укоризненно покачала головой. Что-то подруга дюже нервная стала. Хотя, не исключено, что ее драгоценный муж настоятельно попросил приглядывать за взбалмошной падчерицей.
Рассудив, что Романовой неплохо бы подлечить нервишки после пережитого стресса, раскупорила бутылку вина. Пробка проскрипела по горлышку и выскочила с тихим вздохом. Наполнив бокалы где-то на треть, подала Наташке.
– Где твой Зак? – поинтересовалась она, сделав большой глоток.
– Не знаю, – я беспечно пожала плечами, – сказал, что пойдет в бассейн. Должен скоро вернуться, если по дороге никуда не забредет.
Наташка посмотрела на меня с легкой укоризной, считая, Зака асоциальной личностью, которую обществу можно показывать только под конвоем. Ладно, пусть живет. Посмотрим, что ей предъявит Сашка годков так эдак через десяток.
– Да, у меня проблема небольшая… – Наташка помялась, покрутила бокал, размазывая остатки вина по тонким стенкам.
– Какая? – я усиленно изображала интерес, хотя принимать участие в решении чужих проблем не хотелось.
– Ты же знаешь, что завтра будет банкет в честь открытия?
– Да, что-то слышала, – не стала отнекиваться я, ощущая, как волоски на шее встают дыбом от предчувствия чего-то нехорошего, – а что?
– Ты понимаешь, тут такое дело… я не рассчитывала на приемы и не взяла вечернего платья.
– Печально, – согласилась я и осторожно спросила, – а от меня ты чего хочешь?
– Ну…
– Тебе денег дать, что ли? – с надеждой поинтересовалась я, рассчитывая, что отделаюсь сравнительно дешево, – Так это я сейчас!
Отставив бокал, я уже готова была бежать за чековой книжкой.
– Нет! Ты чего?! – подруга обиженно замотала головой, безжалостно обламывая мои ожидания. – Деньги у меня есть. Составь мне компанию, а?
– Наташ! Какая из меня компания, ты чего?! – испугалась я. Волоски на шее зашевелились, подтверждая, – Сама посуди, в моде я ни черта не смыслю, магазины не люблю, да и вообще… В каждом магазине консультант есть, они знаешь какие компанейские?!
– Аня!
– Нет, если деньги надо, это – пожалуйста, – не дала я себя перебить, судорожно размышляя, как отвертеться от похода, – любую сумму. В пределах разумного, конечно. В том смысле, что цена тряпки не должна превышать стоимость клипера, а от похода – уволь! – я выпалила это на одном дыхании, не обращая внимания на сердитое сопение подруги и тоскливо понимая, что не отбрыкаться.
Наташка умела быть упрямой, если чего-то втемяшила себе в голову. А сейчас она жаждала моей постной рожи в шмоточном магазине.
– Ну, пожалуйста, – Наташка скорчила умильно-просительную рожу.
Я героически сражалась с напастью еще минут десять, отстаивая свое конституционное право на свободу воли. А потом плюнула и пошла собираться. С землетрясением договориться и то проще, чем с мачехой. Написав Заку коротенькую записку, прижала ее недопитым бокалом и, закинув на плечо цепочку сумочки, сообщила, что готова. Наташка критически оглядела мои потертые джинсы, простецкую кофточку, особо задержавшись на сумочке – небольшой коробочке, обтянутой кожей и забранной в никелированную клетку, но промолчала.
Выйдя на улицу, отказались от предложенного швейцаром такси и побрели по тротуару в сторону скопления лавок и магазинчиков. Наташка вела уверенно, почти не блуждая на незнакомых улицах, увлеченно рассказывая о пропущенном мною открытии, и удивлялась своему номеру, сетуя, что Диму не
