Прославление жизни во всех ее проявлениях, характерное для мировосприятия как Грабала, так и Менделя, становится отличительной чертой всех работ режиссера. Но, пожалуй, наиболее выразителы- но эта черта проявилась в фильме 'Капризное лето' (1967, Лучший фильм Чехословакии 1968 г.; главный пр. жюри на МКФ в Карловых Варах, Большой пр. технического жюри, тамже), снятом по одноименному роману классика чешской литературы Владислава Ванчуры. 'В нашей литературе, — писал известный чешский писатель Иван Ольбрахт, — только две юмористические книги: 'Бравый солдат Швейк' Гашека и 'Капризное лето' Ванчуры, которое я считаю одной из самых прелестных книг'. Ради этой экранизации режиссер отказывается от положенной ему в виде дополнения к 'Оскару' двухгодичной стажировки в Голливуде и создает пленительную экзистенциальную трагикомедию, в которой сам исполняет одну из главных ролей — странствующего канатоходца, — для чего профессионально овладевает этим видом циркового искусства.
Стремясь сохранить ощущение от 'Капризного лета', его колорит, неповторимость и колдовскую силу, М. создает картину поразительной живописности, передающей в первую очередь безграничное восхищение жизнью, поэтичность и необычайность самой что ни на есть банальной обыденности. На фоне этой картины развертываются главные события. В заштатный курортный городишко, где томятся от скуки трое стареющих друзей — владелец купальни, священник и отставной майор, — приезжают с аттракционом бродячий канатоходец и его прелестная юная ассистентка. Друзья мгновенно влюбляются в очаровательную циркачку, ажена владельца купальни — в канатоходца. Истории этих двух странных любовных треугольников, в которых участвуют четверо мужчин и две женщины, постоянно переплетаются, но, в конечном счете, заканчиваются ничем. Если не считать, что канатоходец и его спутница, приехавшие ниоткуда и уехавшие в никуда, успели всколыхнуть сонный покой провинции романтической грезой о мире необыкновенных приключений, заставили вдруг задуматься о жизни, которая почти прошла, взгрустнуть над собственным уделом недвижности, над тщетным стремлением изменить ход вещей...
В 1968 г. Менцель снимает по книге Йозефа Шкворецкого музыкальную комедию с криминальным сюжетом 'Преступление в кафешантане' об украденном жемчужном ожерелье и убийстве артиста варьете, разыгрывая вокруг этих преступлений ситуационный фарс с гэгами, погонями, удивительными превращениями, романсами и черным юмором. Заключительные кадры были скорректированы политической ситуацией Чехословакии 1968 г., в результате чего задуманный как комедия фильм сменил жанр и превратился в трагикомедию. В финале героев картины — тупого швейцара и его еще более тупого адвоката — приговаривали к повешению за убийство. После оккупации Праги советскими танками М. меняет тональность финала: герои фильма раскачиваются на виселице, распевая песню о стране по другую сторону колючей проволоки, где луга ароматны, а трава зелена...
Август 1968-го потряс режиссера. В отличие от многих коллег, спешно покидавших родину, М. отказался от работы в Швейцарии, где должен был ставить на театральной сцене 'Мандрагору' Макиавелли, и обратился к кинематографистам всего мира с призывом запретить пяти странам, армии которых оккупировали Чехословакию, участвовать в международных кинофестивалях.
В это время он уже снимал саркастическую параболу о концлагерях 50-х гг. для перевоспитания несознательных граждан 'Жаворонки на нитке' по сборнику рассказов Б. Грабала 'Объявление о продаже дома, в котором я не хочу больше жить'. В фильме М. обвинил социализм в самом главном — истреблении того самого маленького человека, которого он (социализм) лицемерно защищал в своих лозунгах. Но и в этой полной горечи и едва сдерживаемых слез трагикомедии, при всем нагнетании гротескных, абсурдных, зачастую окрашенных черным юмором и трагически разрешающихся ситуаций, пробивается стихия упоения и опьянения неудержимым и непрерывным потоком жизненных сил, радостью бытия, постоянного ожидания чуда.
Прямо из монтажной 'Жаворонки на нитке' были отправлены 'на полку', где пролежали 20 лет, чтобы в 1990 г. разделить 'Золотого медведя' с американской лентой 'Музыкальная шкатулка' на одном из самых престижных кинофорумов — МКФ в Западном Берлине и получить приз чехословацкой кинокритики..
'Новые времена' начались для М. с требования властей отказаться от награды Американской киноакадемии 'Оскара'. Режиссер предпочел уйти из кино в театр, где к этому времени уже успел проявить себя яркими актерскими и режиссерскими работами. Он ставит спектакли на сценах отечественных театров 'Семафор', 'Диск', 'Назабрадли', 'Чиногерни клуб' и зарубежных — в Стокгольме, Базеле, Бохуме. В 1969 г. Менцель создает на чехословацком телевидении музыкальную программу 'Плакала дева, плакала', на шведском — телеспектакль 'Мандрагора', снимается в кино у Марты Месарош, Ливии Дярмати, Дьюлы Маара и других венгерских режиссеров. Свою актерскую деятельность продолжает и в дальнейшем и в 1977 г. даже получает приз за лучшую мужскую роль ('Ставка - яблоко', реж. Вера Хитилова) на МКФ в Чикаго и на Виргинских островах.
Как режиссер М. возвращается в кино в 1974 г., сняв после 11 отказов от крайне слабых сценариев картину о строителях Далешо- вицкой плотины 'Кто ищет золотое дно' (пр. за камеру Я. Шофру на национальном кинофестивале, пр. актеру Ю. Пантику на национальном кинофестивале молодых) по не менее слабому сценарию. Но такова была цена разрешения на профессию. Смазав по возможности четкое разделение на хороших и плохих, включив в сюжет трагикомическую историю одного из персонажей, М. вместо истории о героическом труде строителей плотины создал фильм о простых людях, их заботах и труде как творчестве и созидании. Хотя и после этого компромиссного фильма режиссера не вернули в штат киностудии 'Баррандов' (возвращение произошло лишь после 'бархатной революции'), у него все же появился шанс вернуться к собственным темам.
По сценарию Зденека Сверака и Ладислава Смоляка М. снимает трагикомедию о горожанах в деревне 'На хуторе у леса' (пр. OCIC на МКФ в Сан-Себастьяне; почетный диплом ФИПРЕССИ на МКФ в Мангейме; 'Серебряный Хьюго' на МКФ в Чикаго), один из мотивов которого впоследствии разовьет в своем наиболее успешном фильме периода 'нормализации' 'Деревенька моя, райцентровая' (номинация на 'Оскара', спец. пр. жюри МКФ в Монреале, главный пр. МФ земледельческих фильмов в АигШас, пр. за лучшую мужскую роль Я. Ба- ну на МФ фильмов для молодежи в Париже, пр. Мартина Фрича на национальном кинофестивале в Праге; 'Новомнестский горшочек смеха' на национальном фестивале кинокомедии и др.).
В период самых громких успехов его фильмов дома и за границей молодая рассерженная кинокритика обвиняет М. чуть ли не в конформизме, упрекнув за якобы идиллич- ность его картин и своеобразную внутреннюю эмиграцию, проявляющуюся в выборе тем, далеких от современности.
Упрек несправедливый, но сделанный не на пустом месте. В творчестве режиссера конца 70-х — начала 80-х гг. в самом деле преобладают фильмы, обращенные в прошлое, окрашенные ностальгией и больше лиризмом, чем трагизмом. В год 80-летия чешской кинематографии М. отдает дань своей второй любви (первой был театр) — кинематографу и снимает лирическую трагикомедию о первых чешских кинематографистах 'Великолепные мужчины с кинокамерой' ('Сказочно удачливые мужчины' в советском прокате, пр. за режиссуру на МКФ в Хьюстоне), в которой сам исполняет одну из главных ролей, архитектора и энтузиаста кино Яна Кршиженецкого. Для этого фильма он создает несколько стилизованных под раннее немое кино гротесков, которые многие восприняли как неизвестные ленты из сокровищ богатейшего пражского киноархива. В роли знаменитого Йозе- фа Шваба-Малостранского, звезды кабаре, первого киносценариста и первого в Чехии киногероя-любовника, снялся один из постоянных актеров М. Рудольф Грушинский- старший, которого по праву называют чешским Жаном Габеном. Вслед за 'Великолепными мужчинами с кинокамерой' М., вернувшись к Грабалу, ставит один из самый прелестных своих фильмов, своего рода поиски утраченного времени, 'Воспоминания'/ 'Пострижение' / 'Постриг' (почетный диплом на МКФ в Венеции, 1981, пр. чехословацкой кинокритики, пр. молодых и пр. за лучшую женскую роль на Фестивале чехословацкой кинокомедии в г. Нове Мнесто над Метуи) опять с Рудольфом Грушинским и с необычайно пластичной, тонкой и женственной словацкой актрисой Маг- дой Вашариовой, сыгравшей здесь свою лучшую роль. Темой здесь, как и в следующей, менее удачной, экранизации Грабала 'Праздник подснежников', становится неудержимая смена времен. Метафорика, истоком которой в более ранних экранизациях была телесная предметная деталь (к примеру, фуражка, упавшая с мостков и откатившаяся от колеи в момент смерти героя 'Поездов...'), трансформируется в символ судьбы, века, жизни. Телесность же становится напоминанием об опыте и в этом смысле имеет возрождающее значение, препятствуя тому, чтобы мир человека стал миром мертвых знаков и шифров.
Под самый занавес коммунистического режима М. вновь обращается к Владиславу Ванчуре и
