обнаружили обуглившиеся участки коры.
Удачный случай подтвердил нашу догадку. Мы узнали, что вблизи отеля проживает на своей фазенде агроном департамента земледелия. Было воскресенье, и мы застали его дома. Фазенда агронома мало чем отличалась от виденной уже нами раньше. Здесь было чище, дом имел невысокий деревянный фундамент и дощатые полы, а крыша крыта черепицей. Кроме того, агроном является обладателем старого-престарого «форда», модели, которая у нас в Союзе получила когда-то обидную кличку «козел». Гаража или хотя бы навеса для машины нет, она стоит просто так. Агроном живет здесь более 40 лет. Он помнит, что когда приехал сюда с отцом, то склоны долины Араша были покрыты лесом.
«Да вон те высокие деревья остались еще с тех времен», — говорил он нам.
В ту пору здесь были только скотоводы, они рубили леса и выжигали кустарники, чтобы увеличить площадь пастбищ. Теперь скотоводство пришло в упадок.
Хозяин любезно предложил посмотреть скотный двор.
Большой навес под черепицей на кирпичных столбах. Стен нет, их заменяет ограда из узких досок с большими просветами. Помещение разделено на стойла. Здесь дойные коровы проводят ночь и самую знойную часть дня. Остальной скот загоняется просто в деревянную загородку. Как раз в это время верховые гаучо*, щелкая бичами, с гиканьем и свистом, подгоняли скот с прилегающих к фазенде пастбищ. Вдали по границе участка видно неизбежное проволочное заграждение.
Мы спросили, какую площадь занимает его владение.
«Я не мерил. Вот это все мое», — показал он рукой на пологие склоны.
Предполагаю, что в его участке было 00-350 га. Это уже солидный землевладелец.
Для Бразилии очень типично, что огромные земельные площади сосредоточены в руках небольшой кучки землевладельцев-фазендейро*. Так, 63 % земельной площади Бразилии приходится на хозяйства с площадью более 1 тыс. гектаров; из этой земли 26 % приходится на владения более 10 тыс. га; а 15 % всей земли владеет 461 землевладелец с площадью более 25 тыс. га каждый. Отдельные латифундии насчитывают несколько сотен тысяч гектаров. Вот эти-то огромные площади, эти гигантские латифундии и лежат без использования.
В распределении обрабатываемой сельскохозяйственной площади сохраняются примерно те же соотношения.
Так, несколько сотен крупных землевладельцев, имеющих хозяйства с площадью более 55 000 га, занимают более 30 % сельскохозяйственной площади. А на долю более чем 400 тысяч мелких землевладельцев (они составляют 22 % хозяйств), имеющих каждый менее 5 га, приходится только 0,55 % земельной площади.
Мелкие и средние хозяйства (с площадью не более 50 га), взятые вместе и составляющие 75 % всех хозяйств Бразилии, обрабатывают 11 % земельной площади.
Таким образом ясно, что на долю настоящих тружеников земли, действительно обрабатывающих землю на своих фермах, а не держащих ее втуне, досталась сравнительно незначительная часть, всего 1/10 земельных площадей их страны.
В штате Минас-Жераис, по данным той же переписи, эти цифры еще более резко различимы: на долю мелких владельцев приходится 2,9 % земельной площади, а на долю крупных, имеющих от 200 га и более, — 87 % (остальная площадь приходится на владения от 41 до 200 га).
93 % всех хозяйств штата обрабатываются самими владельцами, остальные 7 % находятся в ведении управляющих или сдаются в аренду.
Вот на долю этих 93 % тружеников и приходится всего 2,9 % земельной площади, что составит в среднем 7,3 га всей земли на одно хозяйство, считая не только пашню и пастбища, но и лес, кустарники, неудоби и т. п.
А 7 % хозяйств, принадлежащих крупным земельным магнатам, владеют 97,1 % площади; здесь на хозяйство приходится в среднем 3 285 га земли! (По данным переписи 1920 года). И так ничтожные наделы мелких фермеров неуклонно дробятся на еще более мелкие. Так, с 1920 по 1940 г. количество хозяйств в штате Минас-Жераис возросло с 115 655 до 270 628 при той же земельной площади, причем эта картина усугубляется тем, что одновременно отмечается тенденция образования еще более крупных латифундий за счет скупки земель разорившихся мелких фермеров. Последнее явление особенно выражено в штате Сан- Пауло, где процесс капиталистического развития земельных отношений, в силу «кофейной монополии» сельскохозяйственного производства, достиг наибольшей степени концентрации земель у крупных фазендейро и иностранных владельцев плантаций, с одновременным дроблением участков среди мелких фермеров.
Но это еще не все, что следует сказать о «земельном» вопросе. Огромное, подавляющее число населения, связанного с сельским хозяйством, вовсе не имеет земли и батрачит у помещиков, находясь в постоянной кабальной задолженности. Не лучше положение и арендаторов, которые несут тяжелое бремя натуральной либо отработочной аренды.
В северо-восточной части страны до сих пор сохрани-лось полурабское положение негров, формально хотя и освобожденных от рабства, но продолжающих работать в поместьях бразильских помещиков в условиях эксплоатации, ничем почти не отличимой от невольничьего периода.
О положении трудящихся в штатах Мато-Гроссо и Гойяс Жоржи Амаду писал следующее: «Мато- Гроссо и Гойяс — это не исследованные, бескрайние земли. Огромные поместья и живущие в них люди-всё здесь необычно, примитивно и дико. Здесь нет даже намека на законность, видимость которой хотят создать в столицах и более цивилизованных штатах приморья. Здесь феодальные сеньоры живут по своим собственным законам-варварским и звериным. Здесь фактически никогда не было осуществлено освобождение рабов, крестьяне продолжают быть рабами небольшой кучки владельцев земли.
Здесь еще колониальные времена, огромные латифундии принадлежат феодальным сеньорам. Люди здесь — несчастнейшие из рабов. Они совершенно бесправны, находясь фактически вне закона. Жители латифундий подобны теням грешников из дантова ада».
Обработка земли ведется на крайне низком агротехническом уровне. До сих пор основное орудие- мотыга, даже деревянные плуги являются редкостью. В 1940 г. только 23 % хозяйств имели сельскохозяйственные машины или орудия. По данным 1946 г., в Бразилии имеется всего только 99 326 плугов и борон и 63 679 сеялок, а на 10 000 га обрабатываемой площади приходится менее 3 тракторов.
Скот по всей стране зебувидной породы (гибрид европейских коров, привезенных еще первыми колонистами, с завезенным совсем недавно, полстолетия назад, зебу из Африки), почти не затронутый селекцией, почему и отличается низкой удойностью и плохим качеством мяса. Последнее свойство является решающим в положении Бразилии на латиноамериканском мясном рынке. Даже совсем недавно Бразилия была крупным и первым в Южной Америке экспортером мяса; теперь же ее отодвинули назад Аргентина и Уругвай: качество мяса их скота несравнимо выше. Только во время мировой войны Бразилии удалось слегка повысить вывоз мяса, достигнув 75 тыс. тонн, но уже в 1945 г. кривая вывоза пошла снова вниз. Отметим, что Аргентина экспортирует от 450 тыс. до 800 тыс. тонн мяса и консервов ежегодно, хотя фактическое наличие скота там меньше, чем в Бразилии.
Наличие огромной гостиницы в Араша, этого Гранд-отеля, в глуши штата Минас-Жераис, за полтысячи километров от главного его города и за тысячу от Рио — естественно вызывало у нас недоумение.
Что может привлечь сюда тысячи людей, чтоб заполнить рекламируемые 800 комфортабельных номеров? Едва ли тот малоизвестный радиоактивный источник, на котором устроена небольшая водолечебница, всего на 25–30 человек.
И вот что оказалось: предприимчивые дельцы собирались здесь создать бразильское Монте- Карло.
Гранд-отель был предназначен для игры в рулетку. Сюда рассчитывали завлекать азартных игроков и болельщиков, искателей приключений и пресыщенных бездельем «убивателей» времени.
Четыре миллиона долларов вложила акционерная компания нескольких капиталистов в это предприятие. Была организована в соответственном масштабе реклама о предстоящем открытии этого учреждения, вероятно, в осуществление того «порядка и прогресса», что упомянут на бразильском флаге. Но неожиданно сменилось правительство штата, и оно… запретило игру в рулетку. Компания терпела
