половины дня паломничество приняло еще более заметный размах, чем в предшествующие дни.
Рядом с нами у причала соседнего элеватора грузился зерном «швед». Ни одного гостя ни разу мы не видели на его палубе.
День отхода «Грибоедова» был днем трогательного прощания с нами нескольких сот граждан г. Росарио.
В нескольких местах на пути с улицы к причалу были расставлены полицейские (до сих пор дежурил один полицейский, так сказать, «для порядка»). Многие из нас видели, как они не пускали публику к «Грибоедову». Но народ все же проникал на пристань и, в конце концов, на пирс.
В этот день было особенно много молодежи, в том числе студентов и студенток Медицинского института. Четыре юные студентки так мило просили подарить им по какой-нибудь русской книжке, что было очень трудно им отказать. Вероятно, с подобной просьбой обращались не только ко мне, так как позднее я никак не мог разыскать одну свою книжку, взятую у меня кем-то для чтения.
В 11 часов приехал наш капитан, закончивший последние формальности с портовыми властями, и, как только ему доложили, что все моряки и пассажиры на борту, был дан сигнал к отходу.
На пирсе не мог бы уместиться больше ни один человек. Масса народа стояла на набережной.
Наконец, убрали сходни, и «Грибоедов» стал отваливать от пирса. Нам махали платками и шляпами, кричали слова прощального привета, здравицу в честь Советского Союза, просили передать привет Сталину…
Несколько человек-и мужчин и женщин-утирали слезы. Я понимал искренность и чистоту этих слез. Это была, может быть, самая драгоценная дань любви к нашему отечеству, символом которого был корабль под алым советским флагом.
«Грибоедов» уже вышел на середину реки, уже мелкими фигурками виднелись люди на берегу, но мы все еще видели, что нам шлют оттуда прощальный привет.
«Грибоедов» дал три раскатистых и длинных прощальных гудка и пошел вниз мимо пристаней портового города, мимо его жилых кварталов и набережных. И где бы ни виднелась группа людей, нам махали оттуда платком или шляпой, а в домах открывали окна и выходили на балкон.
И последнее прощальное приветствие посылала нам маленькая фигурка с подмостков свайных построек за факторией Свифта. Она махала кумачовым шарфом. Вероятно, это был тот паренек, который просил у нас доску, чтобы построить хижину на «ничьей земле».
Монтевидео… Ангра… Голландия. Ленинград
Двадцать первого июня. Теперь у нас прямая дорога домой, на Родину, в Ленинград.
Вниз по Паране шли хорошо, со скоростью 14–15 узлов*. К вечеру на рейде Монтевидео возьмем горючее (вообще-то нашего горючего должно хватить до Ленин-града, но капитан не хочет рисковать и решил сделать небольшой запас). Утром и днем свежо, ветер в корму, почти незаметен на ходу.
За бортом едва приметна мелкая зыбь на грязной и тусклой поверхности Ла-Платы, почти сливающейся на горизонте с затянутым серыми тучами небосклоном. Почти все попрятались по каютам. Если кто и выходил пройтись по палубе, то скучная картина вокруг быстро надоедала, да и все мы уж стосковались по ясному небу и солнцу.
За обедом Владимир Семенович сообщил, что скоро должен показаться Монтевидео. Вернее, — гора Серро, находящаяся близ города и послужившая возникновению названия столицы Уругвая. Моряки рассказывают, что на подходе к главному порту Уругвая, откуда ни идет корабль — с Ла-Платы или из открытого океана — вахтенный матрос, издалека замечал гору Серро и кричал: «Монте вео!» — «Вижу гору!» Так будто и «пристало» это восклицание к городу, расположенному близ этой единственной горы на плоской равнине Уругвая.
И в самом деле, выйдя на ботдек после обеда, мы увидели, как прямо по курсу на горизонте возникает одиночная, конической формы гора. Вскоре стали подниматься будто из воды высокие здания, уродливо вытянутые, будучи искаженными своеобразным преломлением лучей на границе моря и неба.
Еще через четверть часа здания приобрели нормальный вид и мы уже различали самое большое из них — квадратное и приземистое с куполом здание уругвайской таможни. Среди туч появились просветы, и изредка отблескивали окна в домах на приближающемся берегу.
Капитан полагал, что на рейде Монтевидео мы пробудем 20–30 минут — столько, сколько требуется, чтобы перекачать несколько десятков тонн нефти. Но все сложилось иначе: едва только успели подать на судно шланг с нефтянки, как к «Грибоедову» подошел катер с группой радостно приветствовавших нас людей. Это были советский посланник в Уругвае, несколько сотрудников миссии, группа уругвайских астрономов и… наш знакомый уругвайский биолог.
Наш посланник пригласил нас к себе, уругвайские ученые тоже приглашают к себе, просят побыть в Уругвае несколько дней. Капитан и слышать не хочет ни о ка-кой бы то ни было остановке: он принял груз и теперь обязан доставить его по назначению в кратчайший срок.
В конце концов, соглашается на… два часа и ни минуты больше. Весь состав экспедиции через пять минут уже сошел на катер, и еще через восемь минут мы уже поднимались по ступеням высокой гранитной набережной столицы Уругвая.
В это время заходило солнце, был абсолютный штиль, мелкая мертвая зыбь лениво накатывалась на ступени.
Нас разделяют на группы по три-четыре человека и усаживают в машины. Полчаса нам «показывают» Монтевидео.
Мы оказываемся на большой площади перед таможней. На площади, сдвинутые в тесную кучу, стоят несколько сот автомобилей самых различных марок. Эти машины присланы из США уже с полгода назад, но уругвайцы не желают их покупать, так как это хлам устаревших марок, не нашедших сбыта в США и посланных сюда в порядке все той же «американской помощи». Рассказывают, что даже столичные жулики не прельщаются этими автомашинами, стоящими здесь без охраны: за полгода было украдено всего с полдюжины, тогда как в столице ежедневно угоняют по нескольку автомобилей.
Запоминаются: великолепная эвкалиптовая роща в Пенаро, воздух которой насыщен крепким эвкалиптовым ароматом, и замечательный пляж на берегу океана с широкой асфальтовой лентой вдоль него, обсаженной по краю оригинальными низкорослыми пальмами и гигантскими агавами*.
Вдоль этой набережной почти непрерывной чередой тянутся гостиницы, рестораны, казино, кафе, бары. Сейчас они почти все закрыты, так же как без огней стоят расположенные между ними особняки и виллы. Всё это направлено для обслуживания курортников и туристов, наводняющих Монтевидео летом. Этот город не только столица Уругвая, но и крупный международный курорт Южной Америки. Сюда съезжаются торговая и финансовая буржуазия, крупные землевладельцы-помещики и плантаторы, сановники и крупные чиновники государственных учреждений и всякого рода состоятельные дельцы. Считается даже необходимым для поддержания престижа и соблюдения «хорошего тона» проводить лето в Монтевидео.
Между Аргентиной и Уругваем существует соглашение, по которому въезд из Байреса в Монтевидео и обратно не требует оформления заграничных паспортов, и обеспеченные «портеньо» летом массами покидают душный Буэнос-Айрес, стремясь отдохнуть в так близко расположенном курортном городе, отличающемся в эту пору относительной прохладой и легкими свежими ветрами с океана.
Количество курортников и туристов так велико, что доходы от них составляют существенную часть уругвайского бюджета. Во время курортного сезона на обслуживание огромных масс прибывающей публики бросаются тысячи крупных и мелких предприятий, и это время — время бешеных прибылей владельцев отелей, ресторанов и всякого сорта увеселительных заведений. Перепадает в эту пору кое-что и трудовому люду, который, как и в других столицах Западного полушария, ютится в грязных лачугах, порою без окон, в замызганных ночлежных домах, а то и под открытым небом.
