него держаться, на будущее…»
- Знаете, по молодости люди творят много глупостей, - извиняющимся тоном произнес O’Рахилли, видя его изумление. - А потом всю жизнь приходится это расхлебывать… Я с детства был задирой. Оно и понятно, я был здесь чужим, из нищей семьи, по-английски говорил с ошибками. Стоило мне рот открыть, все начинали передразнивать меня, случалось, даже учителя острили. Меня это бесило, и заводился я с пол- оборота. Из-за этого ко мне только охотнее цеплялись. - Голос O’Рахилли зазвучал возмущенно, на щеках появился слабый румянец. - Дети иногда бывают очень жестоки. Но больше всего я терпеть не мог, когда упоминали мою сестру. Она была старше меня на пять лет, тоже на Рейвенкло училась и, наверно, не была красавицей в общем понимании. Но она была очень умной, почти самой способной на своем курсе, и очень гордой, даже высокомерной, наверно. Ну, а характер у нее был, что говорится… не сахарный. Но мы с ней были очень дружны, почти не расставались. Потом Энида школу кончила, и сразу выскочила замуж. - Рахилли опустил голову, теребя складку одеяла. - За темного мага, Бреогана Рафферти. Слышал о таком?
Несколько загруженный обилием поступившей биографической информации о семействе О`Рахилли, Гарри помотал головой.
- И хорошо, - мрачно сообщил преподаватель. - Не мелкой сошкой был, сподвижником Сам-Знаешь- Этого. Я ее с тех пор ни разу не видел… живой не видел. - Голос профессора дрогнул. - Мне после этого в школе и вовсе житья не стало - противостояние было в самом разгаре, поступок Эниды сочли знаком перехода всей нашей семьи на сторону Того-Самого. И как-то раз, в один неудачный день, я с вашим отцом и его компанией повздорил… Слово за слово… Я уже не помню, что они мне и что я им, мне тогда много не надо было, чтобы из себя выйти, я и докричался до того, что они за порабощение моего народа скоро сполна заплатят. Блэк тоже разошелся не на шутку, заявил, что я зря надеюсь, что меня мой зять меня возьмет в Пожиратели смерти, потому что они со мной раньше разделаются. Когда он упомянул Рафферти, у меня и вовсе сознание помутилось, темная - не темная сторона, а что касается этого типа, я даже упоминания о нем пережить не мог. Все палочки похватали, но они-то были на пятом курсе, я - на третьем, поэтому довольно быстро приземлился у ближайшей стенки, умываясь соплями. А дальше… даже не знаю, что нашло… Я ее на вашего отца направил, и начал произносить заклинание, но Люпин успел наслать Экспеллиармус. Остальные тоже не дремали, и прочухался я в этом самом помещении, чувствуя себя так, словно свалился с метлы на камни с высоты в полторы мили… Пока я был без сознания, вовсю кипело разбирательство. Блэк заходился в воплях, что я применил Непростительное заклятье. Поттер и Петтигрю дали те же показания, правда, не так уверенно. А Люпин, который в момент произнесения ближе всех ко мне находился, стоял на том, что я применял «Эванеско», и ничто другое. Он даже с друзьями рассорился из-за этого. По случаю оказавшийся рядом Северус Снейп подтвердил его слова. В результате меня не судили, хотя случай был занесен в протокол. Но профессор Флитвик не пожелал более терпеть на своем факультете взбалмошного студента, от которого и до этого случая была куча неприятностей. Меня перевели на Слизерин, как и вас, а потом, через полтора года, поспешили отчислить после пятого курса. Суть-то в том, что я сам отлично знаю, какое заклинание я едва не применил. «Авада Кедавра», вот как.
Рахилли замолчал. Молчал и Гарри, который был не столько потрясен, сколько удручен этой историей. Как ни хотелось ему возмутиться этим поступком, он почему-то думал о годах, проведенных у Дурслей, когда он сам был в школе изгоем. И пусть не «Аваду Кедавру», но пару других заклинаний он применил в минуты гнева совершенно неосознанно…
- Из-за этого мне была закрыта дорога практически во все учреждения магического мира, - продолжил O’Рахилли. - Так я попал в РСД. Вот и вся правда.
«Интересно, насколько более красочной стала бы эта история в изложении Снейпа? - подумал Гарри. - Разумеется, акценты пришлось бы несколько сместить…» - Увидев, что профессор не собирается продолжать, юноша вспомнил заветы мадам Помфри и начал тактическое отступление: - Простите, сэр, я совсем забыл, что опаздываю на занятие…
O’Рахилли безразлично кивнул, не обратив внимания на то, что до начала ближайшего урока оставалось еще целых полчаса.
Выйдя в коридор, Гарри задумался: «Интересно, зачем он вообще мне это рассказывал? Тоже мне, вечер воспоминаний… Неужто правда хотел обелить моего отца от наговоров Снейпа?» - Почему-то больше всего эта беседа напомнила ему исповедь, хоть Гарри и знал об этом обряде лишь понаслышке.
Глава 23. Карточные игры
На последовавшей трансфигурации, а потом - и на заклинаниях, как Гарри ни пытался сосредоточиться на занятиях, его мысли все время возвращались к разговору в Больничном крыле. Он впервые задумался о том, что учащиеся в Хогвартсе различаются не только факультетами, на которые их распределили, характерами и способностями, но и национальностью… Причиной было то, что он никогда не наблюдал разногласий на этой почве, не только в нынешней школе, но и вообще в жизни. Равно как никто никогда не интересовался его национальной принадлежностью: как-то само собой разумелось, что он, живя в глубинном Литтл-Уингинге в английской семье, и сам является англичанином. В памяти всплыли некогда услышанные в новостях сообщения о волнениях в Северной Ирландии и неодобрительные замечания дяди Вернона про ирландскую алкашню, которая затевает все эти беспорядки единственно чтобы не работать. Тогда его не особенно волновали все эти политические перипетии, хватало других проблем.
Когда занятия наконец-то закончились, его ожидал приятный сюрприз в лице Люпина, которого он повстречал в коридоре.
- Гарри, прости, что я не смог поговорить с тобой сразу. Может, зайдешь ко мне на чашку чая?
Студент, который начал было дуться на него за утреннее бегство, с радостью принял это предложение.
Оказавшись в уютной комнате преподавателя, Гарри понял, что в его голове роится столько вопросов, что он не в силах выбрать, какой задать первым. Сидя в мягком кресле, он думал, насколько процедура заваривания чая и последующего его распития порой способствует разговору, давая обоим собеседникам время собраться с мыслями. Наконец он спросил:
- Наверно, мне все еще не полагается знать, где вы были и чем занимались, профессор?
- Боюсь, что нет, - вздохнул Люпин. - Это - чужая тайна, я не могу доверить ее тебе без согласия того, кого она касается.
- А кто он? - робко поинтересовался Гарри. На дне души всколыхнулись подозрения о том, что Сириус, быть может, выжил. Понимая, что, даже будь это так, едва ли профессор открыл бы ему правду, он надеялся уловить что-то в его реакции, хоть чуточку подтверждающее его догадку.
Взглянув в его глаза, Люпин словно догадался о терзавшей парня мысли: грустно усмехнувшись, он ответил:
- Уверяю тебя, Гарри, ты его не знаешь.
- Понятно, - вздохнул студент. - Мы очень волновались, что ваше исчезновение может быть связано с тем, что вы на уроке передали нам запрещенные сведения…
Преподаватель покачал головой:
- Сейчас у Министерства магии есть куда более существенные проблемы, чем оборотень, допустивший утечку информации.
- Профессор, - студент, наконец, решился на волнующий его вопрос, - а откуда вы все это узнали? Это правда, что вы работали в Азкабане?
Люпин вскинул голову, резко бросив:
- Кто тебе сказал?
Гарри, извиняясь, начал:
- Понимаете, некоторые профессора забывают, что в помещениях Хогвартса отличная акустика… Или лавры оперных певцов покоя не дают…
Выражение лица преподавателя смягчилось:
- О`Рахилли, что ли?
- В общем, да…
- Вот трепло… - Люпин со вздохом опустил чашку на стол. - Я всегда считал, что ему неплохо бы ампутировать язык. У РСД-шника в этом органе нет особой необходимости.
- Вы пошли работать в РСД… Это из-за крестного?
