питомник для крылаток превратит, потому как увлечется. А если Ростик вдруг, нечаянно, сейчас ответит правильно, он мне из хозяйства гарем устроит, начнет делать счастливыми всех мало-мальски обаятельных барышень. Вот ведь не вовремя как Старый в спячку-то залег…
— Ну что, мои дорогие, вот вам третий вопрос: сидите вы дома, работаете мелкую работу, и тут вам в дверь звонит сосед. Так, мол, и так, а не нелюдь ли ты часом? Уж больно на человека непохож? И святую воду протягивает. Что делать будете?
Вообще, бдительные соседи — это самый классический вопрос, на него сколько угодно ответов можно дать, и любой из них будет неполным. Наши за столом активно зашевелились: у каждого свой ответ припасен и пара баек из личной практики.
— Именно про нелюдя меня спрашивает или как? — уточняет Ростик, пока Дорка чешет подвыпившую кошку. Нервничает Дора, у тварюшки поддержки ищет.
— Ага, про него, родимого. У них это слово все сразу обозначает — и инопланетян, и ясновидящих, и волшебников. Что скажешь соседу, Ростислав?
— А чего? Воду залпом выпью, она ж полезная, перекрещусь для уверенности и во всем признаюсь: «Да, колдую, шаманю и привораживаю, с вас двести баксов за визит». А будет сопротивляться — растаю в воздухе.
— Дора, ты готова ответить?
— А двести баксов — это ж сколько в шекелях, я никак не пойму? Дунечка, ну ты же понимаешь, что я отвечу этому мирскому, если он свой нос в дырку от чужой жизни засунул. Так и отвечу: «Да какой я нелюдь, так, обычная ведьма». А потом дуну на него ласково, он и забудет, зачем пришел.
— Ну это смотря как дуть, а то человек весь свой день забудет, — вмешивается Танька-Гроза. — Вот, помню, когда ко мне один такой пришел, так я его чайком напоила, крепким, зерничным. Он память хорошо промывает. И про меня забыл, и про то, куда заначку спрятал от жены…
— А можно сделать так, чтобы не пришел, — вмешивается Марфа. — Если у него тревога фонит так, что на весь дом слышно, то можно и притормозить. Чтобы ботинок потерялся или ключи от входной двери. У мирских это называется «домовой шалит». Пока этот любопытный свои ключи найдет, он забудет, к кому идти собирался.
— А еще…
— Стоп! Медам и месье, дайте мне уже сказать! — У Жеки официантка пустую бутылку унесла, так ей пришлось по салатнице стучать, а это не очень звонко. — Потом расскажете, сейчас итоги подведем. Ростислав, ты инструкции хоть раз читал? Что там про деньги сказано?
Ростик напрягся, не ответил. Зато остальные скривились, все, включая Гуньку недоделанного: нельзя нам с людей деньги брать, только золото с серебром можно, но просто так, не за услуги. А на мирских наживаться неприлично.
Жека ободранную руку со здоровой сплела, подбородок на них опустила, выдохнула протяжно:
— Напомнить про оплату или сам все поймешь, Ростислав? Не вижу смысла дальше тебя испытывать. Итак, спорный район отходит к Изадоре… Гунька, пиши: «До пятого декабря сего года». Медам и месье, у кого-нибудь есть возражения?
— Возражений нет, а предложения имеются, — бурчит Петро. — У нас тут водка стынет, промежду прочим. Давай, Евдокия, закрывай собрание и разливай. Проводим Леночку в светлый путь, а то ей уже скучно с нами.
В этом Петро прав: я за столом со всеми сижу, а ощущение — будто бы одна. Даже неинтересно уже почти, кто вместо меня возьмет хозяйство. Это не моя уже забота и печаль. Мне сейчас трудно будет, зато не хлопотно. Передохну немного. Я когда на мирской работе работала, то с тем же чувством в отпуск уходила.
— Ну что, Ленка, за вечную молодость? — тянет Жека ко мне стакан. — Хорошая у тебя жизнь была, есть что вспомнить. Прожила ты ее неплохо, пусть и следующая будет не хуже!
— Удачной жизни, в общем!
— Счастливого ухода!
— Пусть все легко пройдет!
— Леночка, послушай сюда, когда у тебя волосы линять начнут, обязательно смажь их одной травкой, я тебе сейчас все подробно напишу…
— Дора, потом напишешь, пей давай, рюмка не микрофон.
Ну вот как раз после второго тоста народ за столом переменился. Спутники, дожидавшиеся, пока у нас дела кончатся, со своими разговорами заторопились — им убегать скоро, а то метро закроют. А Отладчики, наоборот, к нам в «Марсель» только подтягиваться начали. Фельдшер, тот вообще на служебном авто подъехал, сразу со стола кусков нахватал и своим в машину отнес, чтобы его коллеги горячего поели. Народу у стола — как на хорошем журфиксе, официантки уже запутались, кому какие приборы менять. Ростик под шумок постарался ускользнуть незаметно, но ко мне все-таки попрощаться подошел.
— Лен, ты маме только не рассказывай. — И смотрит на меня глазами напуганного теленка. Это ж надо, не по мамулиному наущению сюда Ростик явился, в кои-то веки самостоятельный поступок совершил. Мне его даже жалко стало. Ну мне всех сейчас жалко, а вот братишку чего-то особенно.
— Ростик, послушай меня, пока я еще здесь… Начинай нормальную жизнь. Пользуйся моментом: сегодня тут все Смотровые собрались, Отладчиков сколько… Хочешь, сама тебя подведу, познакомлю, попрошу об ученичестве? Ну шевелись как-нибудь, нельзя же себя так запускать.
— Лен, ты права… Я обязательно, просто не сегодня. Я уже с одной девушкой договорился, что приеду, она ждет. Слушай, дай денег на такси, а то метро закроют скоро. И еще мне цветы купить надо…
Вот ведь паразит! До закрытия метро еще двадцать минут, он успеет добежать. А цветы я ему со стола из вазы вынула, те, что Семен утром вручил. Дунула на них как следует, чтобы не замерзли. Даже это самой делать приходится — Ростик не догадается, непутевый.
А народу и вправду привалило со всей Москвы. Не столько ради меня, сколько просто пообщаться. Человек тридцать набралось, а может, и больше — я не считала. Спутники перекусили, третий тост — за Контрибуцию — выпили да и разбрелись потихоньку. Один Семен остался — на другом углу стола. Он на меня не смотрит, я на него. Так и сидим.
А вокруг Отладчики радуются, про работу друг другу рассказывают да про нынешнюю жизнь.
Вон, Фельдшер, он на карете скорой помощи ездит, чтобы вовремя прибыть, не опоздать по вызову и чтобы лекарства нужные были под рукой. Васька-Извозчик, который теперь Валерка-Таксист, тоже вовремя появляется — когда мирские опаздывают, когда у них денег нет или, там, в глухую ночь на темной улице. Семен раньше, еще до перевода в Спутники, тоже шофером был, но его война погнула. Дорога Жизни… Мне про это Зинаида рассказывала, они тогда вместе работали. Ну про Семена ладно, не буду… Еще Афанасий есть, бывший околоточный надзиратель, теперь охранником в клубе работает, его Толик-Рубеж зовут, следит за тем, чтобы никакого оборота наркотиков в этом клубе не было. Сам Афанасий из бывших кокаинистов, у него на такие дела особый нюх, как у собаки спаниеля. Ну про наших много можно рассказывать, лучше, конечно, их послушать.
Я бы с удовольствием, но мне Дорка не дала.
— Лена! Цирля! Лена, она пропала! — Дора хватает меня за рукав и почему-то усаживает обратно: — Я только обернулась, чтобы взять мандаринчик, а она соскользнула с коленей, я думала, она под стулом, а ее там… Цирля-а! Куть-куть-куть! Цирленька, иди к своей мамусеньке!
От Доркиного голоса даже караоке поперхнулось — но всего на секунду. Жека от танцев отвлеклась, Гуньку Доре в помощь отрядила и дальше задергалась. Мне бы тоже понервничать или хотя бы Доре помочь, а я спокойная такая, будто не проснулась толком. Даже к Семену подходить уже не хочу. Вот оно, увядание… Надо как можно быстрее Дорке передать хозяйство и уезжать. Прямо завтра же билет и закажу, у меня на него деньги давно отложены.
Здесь нам омоложаться нельзя, мы всегда подальше от места работы уезжаем. Раньше в Сибири отсиживались, там хорошие места были, где людей мало, а места много, не найдет никто в глухом лесу
