-
Влюблённый младший брат почти вовсе потерял от возбуждения голову, но продолжал уговаривать себя, чувствуя поднимающийся от прилившей к паху крови пенис.
-
Как стрела из лука, вылетел он из опочивальни высокорожденного брата и Господина, и бросился в пустующую, находящуюся поблизости прихожую комнатку. Последней его разумною мыслью было, что всё больше хочется звать Господина дома просто, как обычного сводного брата, прекрасным, так подходившим ему именем.
В прихожей он задрал тунику и обхватил, как обычно, правой рукой, уже причиняющий боль мужской орган и, совершив быстро привычные движения, извергся семенем на пол и себе в кулак, в руку. Она предательски трепетала от всё ещё сохранявшегося возбуждения, так и не покинувшего его тела.
- О, брат мой-чародей, зачем ты приворожил меня? Зачем мучаешь таким желанием, которого никогда прежде не чувствовал я даже в мечтах о прекрасной Веронике?! - почти зарычал Квотриус, зная, что в этой глухой каморке его не увидят и не услышат, всё ещё доставляя себе граничащее с болью удовольствие.
Кончив повторно и кое-как утихомирив желание заниматься мастурбацией всю ночь напролёт, Квотриус вышел в душную ночь, чтобы омыть руку в колодезной воде. Он заставил себя подумать о брате, не как об источнике воспалённой фантазии, а как о страждущем без чьей-либо помощи больном человеке. Ведь в исчезновении рвоты посредством магии Квотриус не сомневался. Значит, Господин дома так слаб сейчас, что даже не способен очистить воздух от едких испарений, и брат - бастард вернулся в опочивальню высо…
-
Он несмело присел у спящего брата в ногах.
Квотриус не смел потревожить сон Северуса, но желал, чтобы тот поскорее проснулся и получил бы холодной, - о, нет! - уже нагревшейся в парном воздухе родниковой воды. Квотриус снова пошёл за свежей жидкостью.
Северус видел лицо Братика, но думал, что привиделось оно ему после похабного и скабрезного, как анекдоты Ремуса, сна с непосредственным участием этого развратного тихони Квотриуса. Сейчас, когда в комнате никого не было, Снейп решил, если тот посмеет ещё раз сунуться, устроить ему небольшое нравоучение посредством магии, чтобы не беспокоил по ночам сон высокорожденного брата и Господина.
Окончательно ссориться с Братиком Снейпу не хотелось, поэтому он подумал учинить над Квотриусом почти беззлобную шутку.
- Aerum nova!
В воздухе заметно посвежело и стало прохладнее - исчезла эта жуткая, неанглийская духота, сменившись лёгким движением воздуха.
Вторым стало необходимое:
- Aquamento!
И Снейп напился холодной, свежей воды, льющейся из кончика волшебной палочки.
Ну, а третье зельевар приберёг к возмутителю спокойствия - Братику, если он, конечно, наберётся наглости вернуться и продолжать пялиться бесстыжими глазами на Господина и высокорожденного патриция Снепиуса Северуса.
И Братик вернулся, подошёл близко к внимательно следящему из-под полуприкрытых глаз Северусу с каким-то кожаным приспособлением на верёвочной ручке.
Мгновенно вытащенная из-под неудачной пародии на подушку волшебная палочка, и молитвенно прозвучавшие в тишине слова:
- Смилуйся, высокорожден…
И заклинание:
- Tarantallegra!
Холодная и вкусная колодезная вода из кожаного ведра, не удержанного в бешеной пляске Квотриусом, окатила профессора, и Снейпу впервые за многие годы стало стыдно перед простым, но таким заботливым безо всякой на то причины магглом.
Для Очищающего заклинания теперь не было нужды.
Наконец, на излёте магической ауры ослабленного организма Северуса, но такие необходимые и для него самого - проснувшейся так некстати совести, и для безвинно пострадавшего Квотриуса, последние слова:
- Finite incancatem!
Глава 8.
Северус поел, наконец-то, парной телятины в полном и гордом одиночестве, прогнав ещё затемно вкусивших своей неудобоваримой пищи домочадцев, пришедших с благопожеланиями нового дня, отмахиваясь от них в сердцах:
- После вчерашней оргии видеть вас не желаю! Уйдите, противные! Вы во мне желание поесть нормально убиваете. Без меня теперь вкушайте своих агнцев.
Братик не явился засвидетельствовать своё почтение - наверное, или испугался, или обиделся после ночного шоу - ну и Мордред с ним!
Хотя… Вот все припёрлись, а он… нет.
Сейчас он чувствовал себя спокойно, читая в библиотеке, действительно, обширной, включающей даже древнеегипетские папирусы, исписанные непонятными иероглифами, работы Сенеки. Этот философ-стоик всегда поистине умилял Снейпа каким-то врождённым, что ли, мазохизмом, а этот опус, в частности, рассказывал читателю о пользе голодания, но нет, не для здорового образа жизни, как считают ожиревшие магглы, а в целях воспитания характера ровного, нордического.
А скрытой была переполнявшая его жажда позлословить, как обычно, всласть, потому, что не на ком было вымещать её - Братик отправился в термы, где-то на час опередив высокородного брата и Господина, к удивлению зельевара, не спросясь у него о столь важном шаге.
А мыться вместе с Братиком - об этом после того горячечного сна и речи быть не могло.
- Не хватало бы только, чтобы мой «дружок» прилюдно встал на него, - так думал Северус, лениво разворачивая свиток.
Северус уже не был… на сто процентов уверен в собственной гомофобии после сегодняшней ночи. Напротив, он убедился в том, что Братик, пользуясь магическими знаниями, наверняка существующими у друидов уэскх`ке и переданных ему матерью, в свою очередь бывшей дочерью и сестрой вождя, грубо, по древнему обычаю, приворожил его, Северуса. Вот и явился в похабном сне с таким подробностями, о которых на свежую голову, вот как сейчас, профессор и додуматься бы не сумел - фантазии бы не хватило.
Обрывки же, да и только, подобного рода знаний он почерпывал из пошлых анекдотов пьяного Люпина.
Только не было в тех анекдотах таких подробностей, как ощущение поцелуя, тяжести чужого, мужского тела, глянцевито поблёскивающих во тьме чёрных красивых глаз… сына рабыни, недостойного Господина дома - статуса, к котрому постепенно привыкал Северус. Но именно этому вот худородному Братику и суждено будет продолжить славный, древний, патрицианский род Снепиусов.
