Предрёк старец, что в сражениях с другими племенами не будет ему равных, но будет он и его воины больше убивать чужаков, а не захватывать их в плен, отчего рабов у племени будет не хватать на два пальца.
Вмешаются прекрасные боги, и он с воинами своими захватит в плен не в битве или набеге на чужое племя, а просто найдя неподалёку от своей кочёвки, недостающих двух чужаков, и сделает их рабами.
Но от этих чужаков - хилых, худосочных рабов, придёт несчастие в его племя через четыре пальца года четыре пальца месяца и три пальца раз по три пальца дней, после того, как младшему рабу исполнится полных два раза по пять и ещё четыре пальца лет.
И будут те чужаки бывшими колдунами и недругами, но станут, как все - немощными в волхвовании, но друзьями, каких не сыскать.
Ибо так велят боги священных рощ, живущие в деревьях, а Х`ынгу будет невнимателен к ним и не будет вовремя и в изобилии приносить жертвы из овечьего молока с человеческой кровью, ячменных лепёшек и мёда богам этим.
Всё это предсказано было друидом по одному лишь первому слову мальчика, заглядыванию ему в глаза и ощупыванию головы, а потому было истиной всё, до последнего слова.
И судьбу свою кровожадный вождь Х`ынгу будет не в силах изменить, ибо таковую послали ему боги предков.
Тох`ым, прочитав запавшее в память и неоднократно подтверждаемое пророчество давно почившего друида, воспрял духом - ведь эти двое «хилых, худосочных рабов, бывших колдунами» - х`а! - я всё же оказался прав в своих воспоминаниях о поединке с милым теперь другом, а тогда, непримиримым врагом, Х`аррэ - они - Тох`ым и Х`аррэ! Бывшие когда-то врагами…
Но какое несчастие двое рабов, пусть и гордых, а в том, что и у Х`аррэ вскоре, скорее всего на днях, пробудится гордость, Тох`ым не сомневался, так вот, что из-за них двоих, бывших колдунов, значит, имевших силы извергать разноцветные лучи из деревяшек, может произойти с племенем Истинных Людей, столь отважных и беспощадных к чужакам?
Мысли Тох`ыма, прежде короткие и обрывочные, стали длинными и развёрнутыми, не то, что у Истинных Людей, и ему уже не хватало языка х`васынскх`, чтобы выразиться про себя обо всём, что его сейчас волновало.
Прежде всего, к собственному удивлению, это была не боль, а попранная гордость, да, гордость в душе уже свободного человека, который не будет позволять, даже несмотря на болезненные удары бича по телу или мечом плашмя по голове, делать то, что ему, Тох`ыму, особенно не нравится, например, свежевать туши баранов или диких лесных зверей, принесённых с удачной охоты. Он лучше отныне станет грозно поглядывать на кого-нибудь из других рабов, конечно, не на Х`аррэ, чтобы они занялись пачканьем рук в поганой, вонючей шерсти, крови и подкожном жире.
Да, теперь и этот озабоченный, всегда дрочащий на сон грядущий, исполнительный «повелитель» рабов Рангы ему не страшен. И Х`аррэ - объект грубого вожделения этого уёбка страшного, Тох`ым и подавно защитит от похотливого раба чужого племени, но такого же белокожего, хоть и вечно чумазого, и черноволосого, черноглазого, как и х`васынскх`.
Наверняка, он тоже из племени, родственного Истинным Людям, может, из ближайших соседей…
… Тем временем чаша наполнилась до краёв и несколько тонких ручейков устремились из зазубренных выбоин на краях вниз.
Брат того-который-умер, а именно так следовало называть мёртвого Вуэррэ до окропления погребального костра кровью любимого раба, долженствующего стать личным прислужником и выполнителем любых желаний погибшего воина в ином мире, где можно пировать и охотиться с богами, живущими в деревьях священных рощ и там, наверху, поймал их в одну ладонь и жадно выпил кровь, вылизав после руку и пальцы. Он плотоядно улыбнулся прямо в глаза Тох`ыму, но, столкнувшись с его взглядом, отпрянул, стараясь не пролить ни капли крови из плоской чаши.
Лишь под широкими плоскими ногтями остались кровавые полоски, но и их брат того-который-умер выгрызет после окропления веток и сучьев, на которых покоился нагой мертвец, завёрнутый с головой лишь в особый, сотканный обязательно старшей женой, погребальный, некрашеный, шерстяной плащ.
Ритуал взятия крови у будущего раба того-который-умер завершился.
Брат, осторожно ступая, подошёл к месту костровища и взял в рот преизрядный глоток крови, потом выплюнул его, стараясь разбрызнуть так, чтобы капли оросили как можно больше хвороста и пошёл налево по кругу, совершая те же действия с кровью.
Через достаточно долгое время блюдо под наблюдением всех мужчин, подростков и мальчиков опустело.
Воин - брат опустился на оба колена, символически протянул окровавленную каменную плоскую чашу мертвецу, а затем медленно, до почти абсолютной чистоты вылизал чашу.
Затем перевернул её три раза над телом мертвеца и поставил на землю подальше от будущего костра, в ногах того-который-умер, чтобы она - древняя святыня - не раскололась от жара пламени.
Тох`ыму завязали глаза тряпкой и провели, выворачивая связанные за спиной руки, вокруг места всесожжения также трижды, обойдя его в том же направлении, что и разбрызгивавший кровь брат умершего, чтобы закрепить союз между рабом, связанным своей кровью, с будущим хозяином.
Потом Тох`ыма, всё с той же повязкой на глазах, повалили на сучья и ветви, жадно ранящие обнажённое тело.
-
Вышел друид и заговорил нараспев слова, обращённые к милостивым богам, дабы приняли они душу - теперь уже можно было назвать имя, Вуэррэ, в своих небесных шатрах и пировали, и пели, и охотились бы с ним, а раб, лежащий на ветвях, стал бы по смерти своей ничтожной вечно живым, хорошим, исполнительным, сильным, хорошо готовящим еду, рабом хозяину своему.
Наконец, Тох`ыма, расцарапавшего о мелкие веточки даже лицо во многих местах, не говоря уже о теле с, по-прежнему, сильно кровоточащими глубокими ритуальными ранами, грубо сдёрнули с погребального костра и сняли повязку с глаз, поставив на ноги.
Друид вытянул руки ладонями к ранам и ссадинам, прошептал почти про себя несколько слов, обращаясь к крови, дабы свернулась она, и не истёк бы нужный пока племени раб кровью до смерти, и… Раны по его волхвованию тотчас подзатянулись и покрылись поблёскивающей кровавой коркой.
Необрезанных, то есть не ставших ещё мужчинами подростков и малых детей, прогнали к матерям, стоявшим далеко, повернувшись спиной к телу Вуэррэ уже долгое время.
Даже жёнам не позволено было хоть на миг обернуться во время ритуала разбрызгивания крови и положения раба с его последующим чудесным излечением.
Мужчины же начали танцевать вокруг зажжённого факелом с освящённым друидом огнём под предводительством вождя вокруг быстро разгоревшегося погребального костра под звуки рогов и бубна друида.
Запахло палёной шерстью и человеческой плотью…
… Северус после увиденного воочию вожделенного монастыря Святого Креста отправился на кухню. Рабы кухонные пока ещё спали, как и весь дом, за исключением брата и Нины - Нывх`э, а, значит, не глазели попусту на Господина дома, занимающегося рабским трудом - приготовлением пищи.
Шесть аппетитно пахнущих свежей выпечкой лепёшек жарились на двух сковородах, по три в каждой. Правда, лепёшки были значительно меньше, чем готовили рабы, зато умиляло их количество - аж цельных шесть штук! До пения вторых петухов они будут остывать, а потом Снейп жадно набьёт ими пузо, сейчас, кажется, прилипшее к спине, и запьёт кипячёной водой, чтобы без последствий всяких ненужных обошлось, а то сегодня дел невпроворот, в том числе и аппарация на дальнее расстояние - почти что на пол-Британии в длину.
-Эх, догадался ли старина Альбус заглянуть в мои комнаты, в гостиную, где лежит «История Хогвартса», раскрытая на том самом месте, где говорится о двух грёбанных магах. Ну и что бы сделал Дамблдор, даже, если бы увидел вдруг новую появившуюся запись? Бросился бы в Запретный Коридор, молясь Халяве?
Они ведь попали, правда, неизвестно, в каком качестве - то ли господ, то ли рабов, к этим недоумкам х`васынскх`, к Мордреду их в пасть, не выговоришь нормально, демоны их души побери!
