- Прости, о Северус, супруг мой звездоокий, прекрасный пуще любого мужчины во всей Ойкумене обширной за словеса мои, могущие показаться тебе… странными. Итак, вновь повелеваю тебе, о Снепиус Северус, что должен ты сейчас, не медля, приять меня, как и положено молодому, любящему, супругу в нощь первую, радостных утех полную.
Ну уж нет, шутки в сторону. Снейп понял, что «повелеваю» его «жёнушки» - оно и есть пресловутое первое Непростительное…
… - Не жрать плоти, идиоты! - грозно прикрикнул Мститель.
И люди так и остались лежать с разорванными глотками, но нетронутыми телами. Кто-то из более слабых морально (хотя, что уж тут говорить о морали после убийства стольких человек!) ослушался и начал, стараясь быть незамеченным, лизать кровь, но получил под зад ногой и тут же опомнился. На трясущихся отчего-то лапах, ставшие вялыми волки, которые едва разве что не зевали с хрипами и блипами во всю пасть, медленно, о-о-чень медленно вошли в желанный кабинет и узрели желанного человека - их давнишнего противника, их идола - навистника оборотней. Человека, которого, почему-то - а почему, забыли - собирались долго и мучительно разрывать на мелкие куски. Разумеется, стопроцентно выплёвывая их. Тому, кто «подсел» на человечину, не было места в строгой подпольной организации. Их делом осталось бы только попасть в резервацию или присоединиться к бродячим ликантропам, потерявшим человеческий образ и подо…
__________________________
* Имеется в виду Средиземное море, вовлекающее в свои берега все земли Ойкумены.
Глава 84.
Но отчего вдруг эти судороги? Сначала в лапах, потом во всём теле, да побольнее трансформации, к которой они попривыкли и без Аконитового зелья. Словно бы жилы вытягивают министерские палачи, словно бы в застенках уже оказались да прямо в зверином облике. И одновременно с этой мукой - вот, что самое странное и пугающее, ведь боль можно и перетерпеть! - страшно хочется лечь и заснуть. Но ведь они не мягко спать пришли, они никогда не спят в образе волков, даже по Полнолуниям, а уби… А почему их бессменный, отважный предводитель Мститель, настоящего имени и личности которого не знал никто из «Свободы волкам позорным!», таинственный ликантроп, уже успевший трансформироваться, не откусил нос ненавистному человеку? А только и сделал, что лишь клацнул пастью в полу-дюйме от кончика носа поверженного? Вот же он - человек, кусай его, рви на части, разметай в клочья, в кровавую кашу, до костей!
Но, вообще-то, почему этот человек… такой уж ненавистный? Он же обычный волшебник, наверное, даже сильный, могущественный, только из милосердия не убивающий вервольфов… Вон, даже не боится их, всем скопом готовых было напасть на него, хотя… Вот он скрючился и залез под стол. Как по мановению волшебной палочки, открылась дыра в полу, уводящая в какие-то глубины, и оттуда потянуло смердящим мясом, стылой, засохшей кровью, человеческим страхом и несказанными муками. Звери на негнущихся уже, не слушающихся лапах пытались одновременно и отбежать прочь от страшного места, и покинуть это помещение вовсе, и трансформироваться обрат… Но не успели. Никто не успел - всех перебили, до единого или единой.
Гораций пьяненько от медицинского спирта и довольно потирая короткопалыми руками, захихикал, а потом непрошенная слеза выкатилась из старческого глаза - он вспомнил, как похудел за время одиночества в маггловской лаборатории, покуда его не вызволили оттуда местные алхимики…
… Руфус Скримджер нескромно для поста, им занимаемого, отплясывал джигу у себя в кабинете. Он с полчаса как узнал о смерти своего извечного, ненавистного, кажется, больше жизни, супостата - Дамблдора. Правда, как ему доложили свои люди в Попечительском Совете, смерть была мгновенной, но не мучительной, как хотелось бы мстительному министру магии.
Но министр не успел повеселиться вволю, прыгая и мастерски отбивая чечётку - и это при его-то полной комплекции! - так, что в комнате секретарей, примыкавшей непосредственно к кабинету Скримджера, трясся пол и звенели зачарованные окна. Вдруг вежливо, но настойчиво постучав, вошёл личный секретарь Персиваль Уизли и доложил деревянным, потухшим голосом, как принято говорить надгробные речи:
- К Вам лорд Малфой и его сын, сэр. С чем-то неотложным, как они настаивают. Простите, сэр, за беспокойство.
- А вот Вы, мистер Уизли, разделяете мою радость? Вы? Да, вот Вы? Нет! Я вижу это по Вашим глазам и чёлке. Они поникли, а не трепещут от счастья.
- Сэр, неужели даже чёлка? Ведь у меня её, кажется, ещё с утра не было… Но она могла и отрасти! - добавил личный секретарь, радуясь своей находчивости.
- Ну, да, действительно нету чёлки, так, к слову пришлось. Да, и отрастите себе в честь, надеюсь нашего общего праздника, нашей победы над старым маразматиком длинную чёлку и укладывайте на бок. Так… Так Вы будете намного колдогеничнее, - нашёлся обычно долго думающий только, когда дело не касалось биржевых игр, министр.
- Слушаюсь и повинуюсь, господин министр, - отвесил полу-поклон секретарь - прирождённый жополиз.
Вот только нежных ягодиц, не говоря уже о пространстве между ними, он никогда в прямом смысле не лизал никому, даже лаская своих девушек. Да и в ласках был он неусерден. До такого он… ни-ког-да не опускался. А вот в переносном смысле, том, который переноситца, лизал усердно и с любовью, и с почтением. В общем, всё, как требуется от личного секретаря вот уже двух министров магии.
Однажды прежнему, по всеобщему, единогласному мнению секретарей и секретарш, придурковатому Корнелиусу Фаджу захотелось, чтобы личный секретарь отрастил кавалерийские маггловские, прямо-таки гусарские, усы, показав ему неподвижную иллюстрацию из книги по истории магглов. Фаджа и считали-то ненормальным за его излишнее увлечение маггловской культурой.
И мистер Уизли очень быстро, применив магию - а он был не простым профаном в этом деле, волшебстве - отрастил нечто под носом, которое топорщилось как у средневекового английского серва. Мистер Фадж, взглянув на труды и усердие мистера Уизли, ругать не стал - он был слишком мягок для этого, но поняв, что лихим «маггловским» гусаром ему в качестве личной обслуги не обзавестись, приказал сбрить эту, ни с чем не сравнимую, позорную каку бяканую.
И вновь мистер Уизли сиял ранними - ох, слишком ранними - залысинами и плешью, зато щеголял наетым, круглым, пухлощёким личиком, обрамлённым баками. Для солидности, которой так ему не хватало, несмотря на все усилия по придании. И причёски менял, и баки отрастил, а солидности как не было, так и нет. Совсем. Меньше надо наетые министерские жопы лизать, тогда бы вышел парень - молодец. Он же такой молодой по магическим меркам!
Теперь ему снова предложили обзавестись чёлочкой. Но первая, нелепо торчащая над худым ещё тогда, вытянутым по-птичьему лицом, уже на стадии отращивания не понравилась прошлому министру Фаджу, и он приказал сделать бриолиновую укладку, с которой Персиваль не расставался… до этого неожиданного предложения нового, вот уже второго по счёту, покушавшегося, правда, наедине, тет-а-тет, на причёску мистера Уизли самого министра Скримджера.
А мистер Скримджер выражал недовольство вполне себе элегантной теперь, весьма интеллигентной личиной своего секретаря лишь в минуты мгновенного гнева. К сожалению Перси, приступы, несомненно, а кто бы говорил, праведного гнева господина министра участились в связи с перепиской мистера Скримджера, сэра, с господином Директором альма матер Перси. Что писал ему старик, оставалось тайной, но бешенство министра магии было явным.
