Звезда Аделаида - 2

А и о Хогвартсе, и о… нём, добром, в сущности, старике у него остались только приятные воспоминания.

Дамблдор при всех своих странностях имел ещё одну странность - до крайности любил Дом льва, префектом которого Перси и был избран уже на… Он уже не помнил - четвёртом или пятом курсе, но это был настоящий чумовой прорыв семейства Уизли… Тогда такого большого и счастливого, но так и оставшегося, наверное, самым безрассудным чистокровным семейством. Полоумный отец теперь не в счёт. Так, машинка для жратвы и питья хорошего вина и отличного огневиски. Хорошо, что он, Перси, вообще не появляется в Норе, имея приличную пятикомнатную квартиру в центре магического Лондона. Что ещё нужно холостяку? Только хороший заработок, а им Персиваль обеспечен, поцелуй его Дементор! А вот трое его лихачей - братьев, в полном рассудке же, состоят в разнесчастном, всё ещё подпольном, а ведь это так опасно, «Ордене Феникса». Ну теперь-то, со смертью Дамблдора Орден просто обязан развалиться.

Как будто не пятилетка стройных реформ по всей стране, а, не приведи Мерлин, снова война. Надоело уже. Зачем в подполье-то, скрываясь, сидеть? Ведь мирное время ж, вроде бы…

… Северус, доведённый бешенства выходкой наглой шлюхи… принуждающей его к сношению, бросился на неё с кулаками, отнял свою волшебную палочку да и её, Адрианы, тоже. Он даже хотел сломать последнюю, но вдруг… отключился.

Проснулся Снейп в ночи от холода, рядом еле слышно сопел Квотриус. А как же карпы?.. В открытое окно смотрели чужие звёзды, слагающиеся в чужие созвездия, отчуждённо вращавшиеся над спящим смертельным сном Квотриусом - центром мира Северуса Ориуса Снейпа…

Но в комнате, несмотря на то, что от того-то и было холодно, что оба окна распахнуты настежь - стоял сильный, не выветренный запах пота, спермы, какого-то дрянного парфюма («А это ещё откуда?») и… не распознаваемого даже чутким носом зельевара, сильным, острым, чуть кисловатым… явно чьим-то чужим ароматом.

- Может, это карп так пахнет недоделанный? Немного… рыбный и отчего-то чесночный запах. Но зачем же рабы испортили нежного карпа острым лесным чесноком и, главное, где они взяли чеснок по такому морозу и снегопаду? Что в моей голове неправильно прочитал насчёт этого простого, в сущности, блюда, Квотриус?

Но сейчас, после о-о-очень бурной ночи с названным братом хочется лишь одного - спать с глубоким сном да подольше. А то всё тело болит и, в особенности, член.

Поиски подголовного валика не увенчались успехом, ну и ладно - Северусу сейчас не до гордости. Главное - согреться под не в меру большим покрывалом, свернуться калачиком, пытаясь поскорее согреться, а, значит, и заснуть.

И пришёл сон…

- Я по-моему почему-то в полном и гордом одиночестве, но в собственной «опочивальне» дома Снепиусов, с закрытыми наглухо ставнями, при зажжённом коптящем бараньим жиром светильнике, ем карпов. Да они молодчины, эти кухонные рабы! Всё приготовили так вкусно, словно домашние эльфы у меня дома, в «том» времени.

И сметаны, и имбиря в норме, не перебухали да и приготовлено отчего-то на постном масле.А как же я раньше не подумал, когда «принимал заказ» у Квотриуса, что тонкий запах рыбы, запечённой со сметаной и имбирём, напрочь отобьётся тлетворным бараньим жиром…

Или это Братец - Повелитель Стихий - распорядился насчёт… рыбы. Вот же зараза, не знаю, где он и получил знания о растительном масле! Оливковое здесь, в Сибелиуме, слишком дорого, а денег у него, как бастарда, мало. Названный братец воссоздал, наверняка, также, как и всё это вкуснейшее блюдо, излазив всю мою память.

Но когда же он… Когда же вернётся от проклятущей Адрианы?..

Оба-на, а в руках-то у меня нож для разделки рыбы и вилка! Вполне в духе «того» времени. И… это тоже из памяти?! Ну уж нет, я предпочёл бы обойтись руками и лепёшками, лишь бы никто-никто! - не прогуливался по волнам моей памяти столь… назойливо. Это же моё и только моё достояние - память!

Надо, наверняка, будет сделать втык Квотриусу, верно, довольному , вернувшемуся от жирнющей, мягкотелой, а главное, ещё молодой бабищи. А неча разгуливать по чужой памяти, как по свой, как у себя дома! У меня тоже могут быть «маленькике секретики».

Но когда же мы успели… так странно, до боли в натёртом члене переспать снова? И странно мне - отчего Квотриус вдруг положил нечто более мягкое, чем подголовный валик, которым орехи можно колоть, себе на грудь, а внутри у него было так… широко, и всё время, при каждой моей фрикции, что-то противно хлюпало и так гну-у-усно чавкало?

Значит, сначала со мною, а потом ускакал, говно роняя, в бабу фтыкать?! Что же, Адриана такая лапочка, что, несмотря на Амортенцию, оставила меня в покое и ушла сама в спальню к названному брату?

«Что-то мне не верится», - говорит Медведица». Эти незатейливые стишки я с детства запомнил, ещё из уст Матушки.

Не верю я в резкое «разлюбление» меня Адрианою - неужели вся Амортенция вышла из неё и когда только успела?.. Вот счастье-то привалило.

Cнейп проснулся поздним утром от холода и солнечного света («Кто посмел раскрыть ставни?! Да, они же и ночью были открыты, отчего я и просыпался»), совершенно обессилевший, словно после нескольких бурных ночей с Квотриусом, но рядом была… ненавистная женщина… Адриана. Лежит на руке Снейпа, уткнувшись в потную подмышку, и храпит своим милым, совершенно никудышным курносым носиком…

- Отчего это вдруг её свиная, потная, такая некрасивая харя сделалась «милой»? И что со мною приключилось вообще?

Отчего она преспокойно спит, явно удовлетворённая… мною, а это видно по выражению её расслабленного лица, на моей обнажённой ру… О, Мерлин и Моргана! О, боги! Поцелуй меня Дементор и разорви в клочки Мордред! Нет, лучше наоборот… Я же также наг, как и она! А на простыне - кровь, её кровь, ну, не моя же! Неужели menses отошли так скоро и споро?

И как же я справился с её, Мордред и его раздери, сложным, мощным геркулесовым узлом, завязанным многократно и туго?! Неужели это значит что я застряну в этом дрянном времени так надолго, что у меня, под присмотром Папеньки, родятся здесь многочисленные дети?! Да нет, всё это выдуманная ромейская чушь - это я о списифисеском геркулесовом узле.

Да, вот скомканная туника ректа валяется на земляном полу, на половичке. Мой свадебный венок лежит, придавленный валиком. Насколько лавры можно разглядеть сейчас, при утреннем солнце, они пришли в полную негодность. Видно, абсолютно неземные страсти тут ночью бушевали, граф Сев.

Но как я мог… переспать с женщиною? У меня же на них не сто… А вот ещё как стоит, Сев, только вспомни. Вспомни только, как ты дрочил после свиданий с Нимфадорой Тонкс… и всё станет для тебя ясным. Ты - бисексуал, причём законченный, дальше уж некуда. Только к абсолютным гетеросексуалам. А как же названный брат и Гарри?

Подобно лавине открылись тайники памяти, и Снейп вспомнил все события ночи разом. Из этого потока сознания ему удалось вычленить лишь, что он овладевал ненасытной до соитий женою раза два, а, может, и три, но не больше, как она ни умоляла супруга войти в неё в четвёртый раз, в пятый… в седьмой. Она, эта «спящая красавица» уверяла, что семи раз ей будет довольно - вот и молодчина какая, неописанная. Всего семи разиков ей, видите ли, достаточно!

Квотриус никогда не ласкал его и не требовал соитий… так неистово, исступлённо, словно отчаянно, словно в последний раз в жизни, хоть и знал, что любимый - из другого времени и в любой момент может исчезнуть в «своё». Совершённое ночью было поистине гигантским половым подвигом Адрианы, наверняка, вдохновлённой Амортенцией, с простейшим любовным приворотом, как приманки для желанного, но недоступного мужчины и, конечно её Imperio, произнесённым двукратно, когда в руках у неё было две волшебных палочки, а в руках профессора - хуй ночевал.

Тогда-то Северус и стал думать об Адриане, как о некоем соблазнительном в сексуальном отношении предмете. Да, именно так - предмете, а не объекте. Потом, да, она сказала Imperio два или даже три, но, кажется, всё-таки два раза, вплетая слово в поток медовых, ядовитых речей, как жало не умирающей от укола, как пчела, осы. А жаль - лучше бы она подохла… до всего этого ночного, учинённого ей безобразия, как благородная пчела. Но куда там этой шлюхе, об которую измарался зельевар, до чести! Против первого