— И что было потом? — спросил я. — Суда, конечно, устраивать не стали.
— С ним разобрались, — повторил Стейпс. — Как следует.
Последнее он произнес веско, мрачно и неотвратимо. Его глаза, обычно добрые, сузились от ненависти. Сейчас этот круглолицый человечек очень мало походил на бакалейщика.
Я вспомнил, как Алверон спокойно распорядился: «Отрубите ему большие пальцы на руках». Учитывая то, что мне было известно о вспыльчивости и решительности Алверона, скорее всего, Кавдикуса больше никто никогда не увидит.
— А удалось ли маэру выяснить, зачем?
Я говорил вполголоса и все же больше ничего вслух не сказал, понимая, что Стейпс не одобрит, если я упомяну об отравлении вслух.
— Мне не пристало это обсуждать, — уклончиво ответил Стейпс. Его голос звучал слегка оскорбленно, как будто мне следовало понимать, что ему подобных вопросов задавать не стоит.
Я оставил эту тему, понимая, что больше ничего из Стейпса не вытянешь.
— Окажите мне услугу: передайте маэру от меня одну вещь, — сказал я и подошел к своему потрепанному дорожному мешку. Я порылся в нем и достал шкатулку маэра, лежавшую на самом дне.
Я протянул шкатулку Стейпсу.
— Я точно не знаю, что там, — сказал я. — Но на крышке — его герб. И она тяжелая. Надеюсь, там часть похищенных налогов.
Я улыбнулся.
— Скажите ему, что это свадебный подарок.
Стейпс взял шкатулку и улыбнулся.
— Я уверен, что он будет рад.
Появилось еще трое посыльных, но только двое пробежали мимо нас с ведрами. Третий подошел к Стейпсу и передал ему записку. Из соседней комнаты снова раздался плеск, и все трое мальчишек удалились, украдкой взглянув на меня.
Стейпс пробежал глазами записку и взглянул на меня.
— Маэр выражает надежду, что вам будет удобно встретиться с ним в саду после пятого колокола, — сказал он.
«В саду» означало вежливую беседу. Если бы маэр хотел поговорить всерьез, он вызвал бы меня к себе или пришел бы сам тем потайным ходом, что соединял его покои с моими.
Я посмотрел на часы на стене. Это не были симпатические часы, к которым я привык в Университете. Это были гармонические часы с маятником и все такое. Великолепный механизм, но далеко не столь точный. Стрелки показывали без четверти пять.
— Стейпс, эти часы не спешат? — с надеждой спросил я. Пятнадцати минут мне едва хватит на то, чтобы скинуть дорожную одежду и влезть в какой-нибудь достаточно приличный придворный костюм. Но, учитывая наросшие на мне слои грязи и застарелого пота, это так же бессмысленно, как перевязывать шелковой ленточкой свеженькую коровью лепешку.
Стейпс посмотрел мне через плечо, потом сверился с небольшими пружинными часами, которые носил в кармане.
— Похоже, они, наоборот, отстают минут на пять.
Я потер лицо, прикидывая, что можно сделать. Я не просто запылился в пути. Я был грязный. Я долго шагал под летним солнцем, потом несколько дней трясся в жаркой и душной почтовой карете. Маэр не из тех, кто судит исключительно по внешности, однако же он дорожит приличиями. Я не смогу произвести на него хорошего впечатления, если явлюсь к нему грязным и вонючим.
Перед моим мысленным взором непрошеной явилась железная клетка для казни, и я решил, что не могу рисковать и произвести дурное впечатление. Тем более с теми новостями, которые я привез.
— Стейпс, я буду готов не раньше, чем через час. Если ему угодно, я могу встретиться с ним после шестого колокола.
Лицо Стейпса оскорбленно окаменело. В чем дело, было ясно. Маэру Алверону не назначают другое время для встречи. Он зовет. Ты приходишь. Так устроен мир.
— Стейпс, — сказал я как можно мягче. — Посмотрите на меня. Понюхайте меня! За последний оборот я миновал четыре с половиной сотни километров. И я не собираюсь выходить в сад в дорожной пыли, воняя, как варвар.
Стейпс поджал губы.
— Я передам ему, что вы заняты.
Внесли еще несколько ведер.
— Скажите ему все как есть, Стейпс, — сказал я, принимаясь расстегивать рубашку. — Он поймет, я уверен.
Отмывшись, причесавшись и одевшись как подобает, я послал маэру свое золотое кольцо и карточку с запиской: «Личная беседа, как только вам будет угодно».
Через час посыльный вернулся с запиской от маэра: «Ждите вызова».
Я стал ждать. Я отправил посыльного принести ужин и ждал потом весь вечер. Следующий день миновал, не принеся новых вестей. И, поскольку я не знал, когда именно придет вызов от Алверона, я вновь оказался заперт в своих комнатах в ожидании его кольца.
Я был только рад возможности отоспаться и во второй раз принять ванну. Однако я был озабочен тем, что меня догонят новости из Левиншира. И то, что я не мог побывать в Северене-Нижнем и поискать Денну, меня тоже крайне раздражало.
Это был такой молчаливый укор, более чем обычный при дворе. Мысль маэра была ясна: «Ты приходишь, когда я прикажу. Либо на моих условиях, либо никак».
Это было ребячество, на какое способны только аристократы. Однако делать было нечего. Поэтому я послал серебряное кольцо Бредону. Он пришел как раз вовремя, чтобы разделить мой ужин, и поделился со мной сплетнями за все то время, что я отсутствовал. Придворные слухи могут быть ужасно нудными, но Бредон снял для меня самые сливки.
Большая часть этих сплетен вертелась вокруг головокружительного романа маэра с наследницей Лэклессов. Они, очевидно, были без ума друг от друга. Многие подозревали, что там уже и ребенок на подходе. Королевский суд в Ренере тоже трудился без устали. Принц-регент Алаитис погиб на дуэли, отчего в большей части южного фаррела воцарился хаос: разные дворяне спешили воспользоваться смертью столь высокопоставленного придворного.
Были и другие слухи. Люди маэра расправились с разбойничьей шайкой, засевшей в глухом уголке Эльда. Разбойники, по всей видимости, подстерегали сборщиков налогов. На севере появились недовольные: местному населению пришлось пережить второй визит сборщиков маэра. Но, по крайней мере, дороги теперь снова безопасны и виновные мертвы.
Бредон упомянул также любопытный слух о некоем молодом человеке, который побывал у Фелуриан и вернулся назад более или менее живым и здоровым, хотя и слегка тронутым фейе. Это уж были не придворные сплетни. Такое чаще услышишь в трактире. Плебейские слухи, до которых высокородные господа, как правило, не снисходят. Когда Бредон это говорил, его темные совиные глаза весело поблескивали.
Я согласился, что подобные побасенки и впрямь чересчур низменны и недостойны внимания таких важных персон, как мы. Мой плащ? Да, чудесный плащ, не правда ли? Где мне его пошили? Право же, не припомню. Где-то в дальних краях. Кстати, я тут недавно слышал занятную песенку, как раз про Фелуриан. Не желаете ли послушать?
Ну и, разумеется, мы сыграли в тэк. Несмотря на то что я давненько не садился за доску, Бредон сказал, что я стал играть куда лучше. Похоже, я наконец-то начал учиться играть красиво.
Нет нужды говорить, что, когда Алверон вызвал меня в следующий раз, я явился немедленно. Я испытывал искушение опоздать на несколько минут, однако же устоял, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Когда я пришел, маэр прогуливался в саду в одиночестве. Он держался уверенно и прямо — казалось,
