Он улыбнулся.
— Отважные, жестокие, не державшие ответа ни перед кем, кроме самих себя и Господа Бога.
— И других амир, — добавил я.
— И в конечном счете понтифика, — закончил он. — Полагаю, вы читали указ о роспуске ордена?
— Да.
Мы вышли к небольшому горбатому мостику из дерева и камня, остановились на середине моста и стали смотреть на воду и лебедей, медленно плывущих против течения.
— А знаете, что я обнаружил в юности? — сказал маэр.
Я покачал головой.
— Когда я перерос детские сказки об амир, я начал задумываться о некоторых вещах. Сколько всего было амир? Сколько из них были дворянами? Сколько всадников они могли выставить в бою?
Он слегка обернулся, проверяя мою реакцию.
— Я тогда жил в Фелтоне. У них там есть древний атуранский мендарий, в котором хранятся церковные архивы всего северного фаррела. Я рылся в их книгах целых два дня. И знаете, что я обнаружил?
— Ничего, — сказал я. — Вы ничего не нашли.
Алверон обернулся и посмотрел на меня. На его лице отражалось старательно сдерживаемое изумление.
— Я обнаружил то же самое в Университете, — сказал я. — Казалось, будто кто-то изъял сведения об амир из тамошних архивов. Не все, разумеется. Но подлинно надежных свидетельств там практически нет.
В умных серых глазах маэра оживали его собственные выводы.
— И кто же мог такое сделать? — осведомился он.
— У кого на это может быть больше причин, чем у самих амир? — сказал я. — А это означает, что они по-прежнему где-то существуют.
— И отсюда ваш вопрос, — Алверон пошел дальше, но уже медленнее. — Где находятся амир?
Мы миновали мостик и пошли по дорожке вдоль пруда. На лице маэра отражалась глубокая задумчивость.
— Хотите верьте, хотите нет, но та же самая мысль посетила меня после моих изысканий в мендарии, — сказал он мне. — Я подумал, что, возможно, амир сумели избежать суда. Ушли в подполье. Я подумал, что, возможно, амир существуют даже сейчас, много веков спустя, втайне действуя ради благой цели.
В груди у меня забурлило возбуждение.
— И что же вы выяснили? — жадно спросил я.
— Выяснил? — Алверон, похоже, был удивлен. — Ничего. В тот год умер мой отец, и я сделался маэром. Я отбросил все это, как мальчишеские забавы.
Он посмотрел на воду, на плавно скользящих лебедей.
— Однако если вы обнаружили то же самое на другом конце мира…
Он умолк.
— И пришел к тем же выводам, ваша светлость.
Алверон медленно кивнул.
— Меня тревожит существование столь серьезной тайны.
Он окинул взглядом сад и стены своей усадьбы.
— Да еще в моих собственных землях. Мне это не нравится.
Он снова обернулся ко мне, взгляд у него был пронзительный и ясный.
— Как вы предлагаете их разыскивать?
Я печально улыбнулся.
— Как вы уже заметили, ваша светлость, как я ни красноречив, как я ни образован, все равно я не аристократ и никогда им не буду. У меня нет ни связей, ни возможностей, чтобы исследовать этот вопрос так тщательно, как мне бы того хотелось. Однако с вашим именем, отворяющим двери, я мог бы исследовать многие частные библиотеки. Я получил бы доступ в архивы, к записям, слишком частным или слишком далеко запрятанным, чтобы их подчистить…
Алверон кивал, не сводя с меня глаз.
— Думаю, что я вас понял. Лично я бы дорого дал, чтобы узнать правду об этом деле.
До нас донесся смех и шаги приближающихся аристократов. Он отвел взгляд.
— Да, теперь благодаря вам у меня будет о чем подумать, — сказал он, понизив голос. — Обсудим это позднее, наедине.
— Когда вам будет удобно встретиться, ваша светлость?
Алверон посмотрел на меня долгим, задумчивым взглядом.
— Приходите в мои покои сегодня вечером. И, поскольку я не могу дать вам ответ, разрешите мне вместо этого предложить вам мой собственный вопрос.
— Вопросы я ценю не меньше ответов, ваша светлость.
ГЛАВА 138
ЗАПИСКИ
До встречи с маэром оставалось почти пять часов, так что я наконец мог выбраться в Северен- Нижний по своим делам. С конного лифта небо казалось таким ясным и голубым, что слезы наворачивались. И в таком-то настроении я и направился в трактир «Четыре свечки».
Народу в трактире было немного. Неудивительно, что трактирщик заметил, как я направляюсь к лестнице, ведущей наверх.
— Твоя стой! — крикнул он на ломаном атуранском. — Платить! Комната только для платить!
Не желая скандала, я подошел к стойке. Трактирщик был тощий, засаленный дядька с густым ленаттским акцентом. Я улыбнулся ему.
— Я просто зашел навестить знакомую. Даму из третьего номера. Длинные черные волосы.
Я жестом показал длину волос.
— Она еще здесь?
— А-а! — сказал он, понимающе взглянув на меня. — Девушка. Динай имя?
Я кивнул, зная, что Денна меняет имена так же часто, как иные женщины прически.
Засаленный дядька снова кивнул.
— Да. Красивый черный глаза? Она уехать долго.
Сердце у меня упало, невзирая на тот факт, что я и не думал надеяться, будто она окажется здесь столько времени спустя.
— А вы не знаете, куда она могла уехать?
Он издал короткий лающий смешок.
— Нет. Вы и другие волки за ней приходить, нюхать. Моя знать — моя бы вам продавать, много денег заработать. Но нет, понятия не иметь.
— Может, она мне записку оставила? — спросил я без особой надежды. Во дворце Алверона для меня ни писем, ни записок не было. — Она могла рассчитывать, что я буду искать ее здесь.
— Вот как? — насмешливо сказал он, потом как будто что-то припомнил. — Моя думать, быть записка. Может быть. Моя читать мало. Ваша ее хотеть? — он улыбнулся.
Я кивнул, слегка воспрянув духом.
— Она уехать, не платить за комната, — сказал он. — Семнадцать с половиной пенни.
Я достал серебряный кругль и показал ему. Трактирщик потянулся за монетой, но я положил ее на стол и придавил двумя пальцами.
Он юркнул в кладовку и исчез там минут на пять, не меньше. Наконец он вернулся, сжимая в руке туго сложенную бумагу.
